Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.

а они говорят, что четвертого — в Бедфорде, пятого — в Роморантене, шестого — в Шелле и сельмого — в Бедарье», — пояснила мне Карлотта, заметившая эту грубую ошибку в телепрограмме). Свободной рукой она протянула мне лист бумаги с упражнением по геометрии для сегодняшнего урока (наконец-то!).

Я взглянул на него, и мне стало не по себе (занятная стилистическая конструкция, правда?) от пугающего количества разноцветных линий, как параллельных, так и пересекающихся, образовывавших треугольники и словно бы параллелограммы, от множества мудреных значков (чертежи Карлотты обычно отличались большим изяществом, от чего мое геометрическое невежество казалось мне уже совершенно непростительным). Увы, это действительно были параллелограммы, или, вернее, видимость параллелограммов: а я должен был научно доказать, что параллелограммы на чертеже являются параллелограммами на самом деле. Я имел неосторожность сказать об этом Карлотте; на секунду оторвавшись от приемника, она строго заметила: геометрия — это не детективный роман (она была большим знатоком Агаты Кристи и сразу же разгадала загадку моего первого романа, чего не сумел сделать ни один критик). В геометрии не следует отталкиваться от результата, чтобы создать гипотезу, а следует обосновать результат с помощью тех или других гипотез. «Ты понял?» — мягко, но решительно спросила она. Сердце у меня упало сантиметров на девять, а голова слегка закружилась от вихря децибелов, которые разрывали мне уши, но, казалось, совершенно не беспокоили Мотелло.

Дело в том, что у Карлотты был пунктик: она терпеть не могла — почти так же, как группу «Мотор-Вэлли» (впрочем, нет, «Мотор-Вэлли» она ненавидела) — терпеть не могла Фалеса Милетского, а стало быть, я не мог воспользоваться теоремой, известной среди фанатов геометрии как «теорема Фалеса». Бесчисленные параллельные линии, бороздившие чертеж во всех направлениях, оставляли мне мало шансов. «Выкручивайся, как знаешь, — сказала Карлотта. — Но чтобы никакого Фалеса». И в тридцать седьмой раз поставила кассету с обожаемым Томом Батлером.

Я усердно принялся за работу: во-первых, потому, что не хотел окончательно уронить себя в глазах Карлотты, строгих, но справедливых, а во-вторых, потому, что в случае успеха надеялся получить от нее помощь в одном деле, которое я задумал недавно и для которого мне были необходимы ее познания, — но об этом деле я расскажу в свое время.

Мотелло спрыгнул с письменного стола, не сумев под бдительным оком Карлотты стащить мой карандаш — для пополнения коллекции трофеев (в основном это были предметы, которые он в знак любви похитил у Лори и Карлотты). Потом в соседнем помещении послышался какой-то шум; я не обратил на него внимания: мешали радио, телевизор и мои отчаянные попытки определить центр тяжести фигур С и М с коэффициентами соответственно 15 и -37, однако для тонкого слуха Карлотты этот шум, видимо, что-то означал, ибо она тут же вышла из комнаты, после чего я, на сей раз явственно, услышал шлепки и царапание кошачьих когтей по сверкающему паркету (средство «Блеск» от фирмы Панцер): Мотелло норовил увильнуть от наказания. Он жестоко ревновал Лори, и ревность побуждала его расправляться с теми, кого он принимал за соперников: комнатными растениями. Как только появлялась возможность (в данном случае — урок геометрии), он пытался свести с ними счеты: раздирал когтями, высыпал землю из горшков, грыз листья.

— Ну что, получается? — спросила Карлотта.

Часть вторая Польдевский след

Глава 7 Мотелло и Лори

Мотелло явился к Лори и Карлотте несколько месяцев назад. Он поскребся в дверь квартиры на четвертом этаже справа в третьем подъезде. Как он объяснил, ему стало известно, что в этой квартире есть вакансия кота.

Действительно, за несколько недель до этого кошка Лори по имени Лиилиии, самая стильная кошка своего поколения, которая одним лишь пожатием серых плеч и едва заметным волнообразным движением хвоста умела выразить целую гамму чувств, глупейшим образом дала себя похитить в сквере Отцов- Скоромников, где она совершала ежедневную послеобеденную прогулку.

Это похищение, о котором можно было бы сказать многое (ибо оно относится не к предпредыстории нашей драмы, как Грех мадам Эсеб, но к фактам и обстоятельствам, которые прямо предшествуют излагаемым здесь событиям), вызвало у Лори и Карлотты горе и боль, холодную ярость и полную растерянность. Предпринятые меры ни к чему не привели. Хотя были известны приметы похитителя (вернее, похитительницы), и ее фоторобот развесили по всему кварталу, вместе с большой цветной фотографией Лиилиии. Лори и Карлотте позвонили десятки людей. Им предложили: одиннадцать кошек, черепаховых, рыжих и черных; трех собак — бриара и двух кокеров; один велосипед; руку и сердце (четыре раза). Кто-то видел, как Лиилиии покупала билет на скоростной поезд до Лиона; как она выходила с заседания правительства; как она читала «Пособие для малых козоводческих ферм» (на английском языке, издательство «Оверлок-Пресс»)…

Когда частный детектив Корделия Джеймс, нанятая от полного отчаяния, потерпела фиаско, Лори и Карлотта решили:

что на данный момент нет никакой надежды найти Лиилиии;

что не может быть и речи о новой, менее стильной кошке в их жизни,

что не может быть и речи о жизни без кошки или кота (позже мы объясним, почему).

Лори отвергла идею Карлотты — взять новорожденную пантеру, — и они смирились с необходимостью завести кота.

На другой день после того, как это решение было принято, к ним явился Мотелло. Я прошу вас обратить внимание на это обстоятельство и на всякий случай повторяю:

На другой день после того, как это решение было принято, к ним явился Мотелло.

Он сказал, что родился год назад, от неизвестных родителей, что шерсть у него черная, а особых примет нет.

Шерсть у него была замечательная: густая, блестящая, переливчатая, пожалуй, даже слишком красивого, слишком безупречного черного цвета.

Он избегал разговоров о своем происхождении, о том, какую жизнь он вел до того, как очутился в этом доме. Только невнятно пробормотал что-то о парке и о сиротском приюте. Но Карлотта и Лори не стали докучать ему расспросами, — они не отличались въедливостью, да и сами не очень-то любили изливать душу. В конце концов, это касалось только его. Он хотел быть котом в квартире на четвертом этаже справа, в доме 53 на улице Вольных Граждан. А им был нужен кот; он был котом, а значит, можно было рискнуть и посмотреть, что из этого получится.

Возникает вопрос: зачем нужен кот (или кошка) в квартире, где уже есть постеры с лошадьми, два радиоприемника, два плейера с наушниками, шумофон, два телевизора, видеомагнитофон — общая собственность матери и дочери, фикус и другие домашние растения, не говоря уж о Солнце, которое утром входит через кухонное окно, а вечером уходит через сквер, перед тем, как улечься под бочок к Святой Гудуле? Я предлагаю вам свой вариант ответа, не лишенный здравого смысла и требующий некоторых предварительных пояснений.

_________

В самом начале нашего века, который, если верить газетам, идет к концу, некий рыжий ирландец по имени Блум поселился на юго-востоке нашей страны, возле устья большой реки, впадающей в море, между двумя городками с похожими названиями, — полагаю, это поможет вам найти их на карте. Несколько