- Ну, что там?
- Ам-ам-ам...
Настороженный шепот Карно эхом заметался под отсыревшими сводами. Мерцающий от сквозняка свет факела выхватил из мрака груду тряпья у стены, ржавые цепи, впалую щеку на которой уже расцетало трупное пятно...
- Все как обычно, - глухо бросил Эннэ, закусывая губу. - Тут трое, один даже успел позеленеть.
От дыры донесся облегченный вздох, по сочащимся влагой стенам побежали тени:
- Ну, так брось мертвяков, ды вылазь - им все равно уже не поможешь.
- Верно, - поддержал товарища Дуг. - А то меня от этой сырости промозглой ревматизм проймет...
Эннэ бросил последний взгляд на жуткое помещение, как вдруг один из трупов приподнял голову с длинными свалявшимися патлами. Белые глаза сверкнули, поймав свет факела. Страшный, как дыхание смерти, голос прохрипел:
- Рановато ты меня записал в мертвецы, сынок.
От вопля Эннэ содрогнулись стены.
Он положил старуху под ореховое дерево, раскинувшее тенистые ветви в центре тюремного двора. Был июль, и среди листвы, еще не сожженной залетными заклятиями, виднелись крупные зеленые плоды. Товарищи не понимали, почему он стал возиться с умирающей, да к тому же слепой калекой. Но, несмотря на немощь костлявого тела, ум женщины остался ясен, а единственное, чего она хотела - отдать свету душу на воле, под открытым небом. Эннэ просто не мог отказать ей в этой просьбе - ведь несчастная, возможно, доживала свои последние минуты.
Он снял с пояса флягу и, стараясь не смотреть на молочные бельма, влил в распухшие, потрескавшиеся губы немного воды. Старуха закашлялась и прокаркала:
- Спасибо, Эннэ. Ты добрый мальчик. Будешь хорошим королем. Таким, как я видела, да...
Эннэ решил, что с ушами у него еще не все в порядке после контузии. Слышал ли он то, что слышал? Даже короткая речь утомила старуху: впалая грудь судорожно, мелко вздымалась, под грязными лохмотьями что-то натужно свистело.
- Ошибаешься, мамаша, - усмехнулся он, бросая короткий взгляд в сторону нетерпеливо поджидающих его Дуга и Карно. - Боюсь, корона мне не светит. Разве что... - Карно, поймав его взгляд, выразительно выпучил глаза и постучал пальцем по виску, - разве что дурацкий колпак. - Эннэ легко поднялся на ноги. - Мне пора, а ты отдохни пока тут, погрейся на солнышке...
- У тебя четверо старших братьев, - нагнал его ломкий старческий голос. - Точнее, уже трое. Самюэль убит, только ты еще не знаешь об этом. Деймен погибнет от дурной крови - случайная рана. Вольфанда возьмет желтая хворь. Кельвин... Отец сам велит казнить его за измену. Ты наденешь корону Драгмаров, мальчик. Это говорю тебе я, Гизере.
Эннэ махнул товарищам, знаками показал, чтоб не ждали, он нагонит их сам. Карно снова закрутил было пальцами, но тут зашипело, синяя молния ударила в башню над входом в каземат, оставив в стене огромную дымящуюся воронку. Запахло свежо, как после грозы. За замковой стеной, откуда прилетел 'ведьмин плевок' раздались вопли, звон стали и хорошо знакомый Эннэ треск, будто рвали на повязки гигантские простыни. Скорее всего, солдаты выкуривали из развалин темного мага, а то и не одного. Оставаться во дворе стало небезопасно.
- С тобой ничего не случится, - словно прочтя его мысли захихикала жуткая старуха. - Ты доживешь до конца войны и вернешься победителем. Женишься, родишь сына...
Дуг побежал, пригибаясь, в укрытие. Карно последовал за ним. На том месте, где они только что стояли, воздух взвизгнул, закрутился быстро темнеющей воронкой, подрос, всасывая в себя грязь, пылившуюся между булыжников двора траву, мелкие камушки... Вихрь постоял на месте, качнулся и пошел, набирая скорость вслед за двумя солдатами. Где-то на башне работал маг воздуха. К счастью для Эннэ, темный то ли не заметил укрывшихся под деревом, то ли счел юнца и старуху не стоящими внимания. Или это чары спасенной им узницы защищали его? Ведь она должна была быть волшебницей - как иначе женщина могла бы узнать о его происхождении? В отряде Эннэ принимали за отпрыска обедневшего мелкого ленлорда. Никто не подозревал о его королевской крови и связи с династией Драгмаров. Таково было желание младшего сына короля Эгона, впрочем, в наивысшей степени удовлетворившее венценосного отца.
Эннэ опустился на колено рядом со слепой, проверяя, закрывает ли его, по-прежнему, прореженная боем листва.
- Если ты знаешь обо мне так много, - прошептал он склоняясь к вонючей морщинистой шее, - то должна понимать, что Эгон скорее коронует своего старшего бастарда, чем меня. Отеческая 'любовь' - единственная причина, по которой я вообще оказался здесь, - он коротко кивнул на залитый солнцем пустынный двор, через который, как чудовищный червяк, полз, извиваясь переломанным телом, гоблин. Темный влажный след, тянувшийся за ним, напоминал жирную слизь. - Я надеялся, что на войне, под плащом рядового, мне будет легче выжить, чем в замковых коридорах. Папа рассчитывал, что темные сделают неприятную работу за него. Но вот Самюэль, лучший рыцарь королевства, мертв, а я...
Старуха мелко затряслась, смех рвал слабую грудь, вскипая на черных губах пузырьками слюны:
- А помнишь, как Сэм запирал тебя в угольном чулане, чтобы ты не мешал играм старших? Сидя часами во мраке, ты перестал бояться одиночества и темноты...
Волоски на шее Эннэ шевельнулись и встали дыбом. Страшная женщина, явно, сильная волшебница - иначе, как она могла узнать про угольный чулан? Ни он, не братья никогда не говорили об этом, а прислуге Сэм платил за молчание...
Доставь он теперь ясновидящую к светлым магам, и ее исцелят - награда ему обеспечена. Но что, если слепая поделится еще с кем-нибудь своим знанием? И как много еще она знает?
- Я знаю, как умрет твой отец, - старуха словно вела диалог с его мыслями, будто Эннэ и не требовалось говорить. - Трудно противиться коронации единственного выжившего сына от законной жены, когда тебя разбил паралич. - Смешок снова заклокотал под лохмотьями на груди старухи. - Какая ирония! Видеть и понимать все, но не иметь возможности ни словом, ни движением помешать происходящему... Король умер. Да здравствует король!
Несколько мгновений Эннэ сидел молча, невидящим взглядом уставившись в пыльную траву, которую перебирали скрюченные пальцы ясновидящей, будто лаская. Он начинал верить в свое будущее.
- Мой сын... - наконец, хрипло пробормотал он. - Ты сказала, у меня будет сын. Он унаследует корону Драгмаров?
На этот раз слепая медлила с ответом, и Эннэ отважился поднять взгляд, ища грядущее в ее неестественно разросшихся белках. Молочная муть дрогнула, поплыла, будто по полю полз туман. В уголке одного глаза блеснула грязная влага.
- Твой сын воссядет на престол из ясеня, - прошептала колдунья, растягивая черные губы в улыбке. - Возьмет осиновый скипетр. Увенчает себя терновым венцом.
Эннэ отшатнулся, глядя, как капля, сорвавшаяся с иссохшего века, прокладывает на вспаханном временем лице новую борозду, светлее остальных.
- Почему - терновым? - спросил он, тоже шепотом, едва чувствуя собственные губы.
- Потому что ты проклянешь свою плоть и кровь за то, что не посмел сделать сам.
Теперь рассмеялся Эннэ - почти беззвучно, помятуя воздушного мага на башне. Хлопнул ладонями по заскорузлым, обтянувшим тощие бедра штанам.
- Эх, как ты провела меня, старая! А я-то, осел, уже начинал верить в твой бред, - и стер улыбку с лица, склонившись низко к беспомощным бельмам. - Запомни, пока живешь. Я никогда, слышишь, никогда не отвергну собственного сына. Никогда!
Он оттолкнулся рукой от земли, рванулся встать, но скрюченная старушечья лапка ухватила запястье с невиданной силой.
- Вы, люди, думаете, пророчества всегда невнятны. Вы думаете, мы нарочно заводим вас в лес символов, как малых детей, и бросаем на съедение зверям смыслов. Но вот я, Гизере, говорю кристалльно
