сотворил. Я все равно вырвусь отсюда. Рано вы с Морозовым списали меня с боевого счета.
Иргизов покрутил головой, неловко засмеялся:
— Всё — Иргизов. Во всех твоих бедах я виноват. Можно подумать, что Морозов не знает о твоих прежних должностях. Ты же все время на партийной, агитационной работе раньше находился. А здесь именно такой человек и нужен. Армейский клуб — это не клуб текстильной фабрики, и даже не осоавиахимовский клуб. Тут посложнее работка. Вот, скажем, ты еще не заступил, а я уже в тебе нуждаюсь. Выдай нам маты для самбистов.
— Какие к черту маты! — вспылил Ратх. — Не получишь никаких матов. И вообще, катись!
— Ну, что ж… — Иргизов обиженно повернулся и пошел.
— Вернись! — скомандовал Ратх. — Тоже мне, обиделся. Пойдемте поужинаем вместе.
Назавтра в шесть утра — подъем, построение на физзарядку, завтрак, тренаж. На следующий день такая же программа. Еще через несколько дней потопали разведчики за ворота крепости. У разведроты своя программа — усложненная. Стреляли из пистолета, занимались борьбой «самбо», отрабатывали рукопашный бой, учились брать «языка»…
Ровно через два месяца морозовский особый полк, одетый с иголочки, стоял на плацу. Командир полка проводил смотр боевой готовности личного состава. А затем — поход. Вышли из северных ворот и двинулись по разбитой дороге к железнодорожной станции. Сначала стрелковые роты, затем батарея — покатились в конных упряжках 45-миллиметровые орудия. Кавалерийский эскадрон и разведрота — тоже на конях — отправились в путь часом позже. Перед отъездом Акмурад и Иргизов зашли проститься с Ратхом.
— Надеюсь, будете писать?! — бросил он с упреком обоим.
— Обязательно, дядя, — живо отозвался Акмурад.
— Главное, ты не завидуй, Ратх, — сказал Иргизов. — Война велика — на всех хватит. Настанет час — и тебя призовут в маршевый батальон.
— Спасибо, Иргизов, за доброе слово. Тебе тоже, Акмурад. И еще — знаешь, что я тебе скажу. Ты не обижай отца. Ты совсем не знаешь Амана. Он в тебе души не чаял, а ты… Ну, ладно, пусть обойдет вас вражеская пуля. Деритесь, как львы — народ верит всем нам, воинам Красной Армии.
— Ну вот, я же говорил, ты незаменимый агитатор и пропагандист! — засмеялся Иргизов.
— Ладно, пошли… — Ратх махнул рукой и отвернулся.
Акмурад и Иргизов пришпорили коней, съехали со склона, и поскакали к станции, вслед за маршевой колонной.
XIV
В декабре полк Морозова в составе резервных войск Калининского фронта, высадившись на восточном берегу Волги, попал под ураганный артиллерийский обстрел. Фашистская артиллерия ударила с другой стороны реки, с крутых заснеженных берегов, как только военный эшелон остановился на станции и полк начал выгружаться из теплушек. Несколько снарядов задели паровоз и искорежили железнодорожный путь. Посыпались кирпичи с разрушенной водонапорной башни. Красноармейцы, ошеломленные снарядным воем и взрывами, кинулись к ближайшему лесу. Здесь, в сосняке, за крутым берегом, быстро освоились и заняли оборону. Сходу принялись за окопы и блиндажи. К вечеру полк «зарылся» в землю, а ночью повалил густой снег и замаскировал оборонительные рубежи.
На другой день, после обильного снегопада, засияло солнце. С реки сполз туман и взору открылся Энск: сотни домишек на откосе, церковь с медной поблескивающей колокольней, ниже — длинные склады и колючее заграждение. В бинокль морозовцы разглядели часовых на берегу. Возле вмерзшей баржи комендатура или караульное помещение — на крыльце белого домика беспрестанно толпились гитлеровцы.
В полдень с запада донесся приближающийся гул, и вдруг небо словно распоролось — с таким жгучим ревом прочертили синеву вражеские бомбардировщики. Полк залег в окопах и блиндажах, а черные «юнкерсы», особо не мудрствуя, один за другим принялись пикировать на Волгу и сбрасывать бомбы. Ни одной бомбы в лесу не взорвалось. Отбомбились стервятники и скрылись за горизонтом.
Морозов, выйдя из блиндажа, поднес к глазам бинокль, оглядел ту сторону и хмыкнул: не понял комполка, почему немецкая авиация не ударила по лесу или по железнодорожной станции, а сбросила бомбы в Волгу.
Несколько командиров подразделений стояли рядом с Морозовым и тоже недоумевали, сбитые с толку «поведением» фашистских летчиков.
Иргизов с шестью бойцами спустился с откоса на лед. Морозов сам проводил разведчиков и до часу ночи, пока на том берегу не затрещали пулеметы, ожидал их возвращения. Но вот фашисты открыли огонь — ясно, что группа Иргизова обнаружила себя. Морозов с досадой поморщился и выслал на лед поддержать разведчиков взвод стрелков. Часа через два разведка и стрелки возвратились, неся трех раненых. Несколько человек погибли в ночном бою. Четверо утонули, попав в полынью. Иргизов, сам не свой, тер заиндевевшее лицо перчаткой и мотал головой.
— Загадка не хитрой была, товарищ полковник. Совсем нехитрой, да только додуматься никто не мог. А они, сволочи, умнее всех нас оказались. Они специально бомбили Волгу, чтобы наделать в ней побольше полыней. Расчет их точен. Если мы сейчас двинемся через реку всем полком, да еще ночью, половина личного состава окажется подо льдом. А если днем, то они встретят нас пушками — и тоже загонят в проруби. Вот оно какое дело, товарищ полковник.
— Только в обход, — сказал Акмурад Каюмов. — На рожон лезть нет никакого смысла.
— Ясное дело, что в обход, — грубовато согласился Морозов. — Но сначала выясним обстановку в районе Энска. По последним сведениям из штаба дивизии и партизанского отряда в Энске сосредоточено до двух тысяч пехоты, артиллерия и танки. Партизаны сообщили, что танки неподвижны, поскольку нет горючего. Партизаны также хорошо осведомлены в том, что творится в ближайших к западу от Энска селах. В Сазоновке — артиллерийский расчет, в Богородском — небольшой гарнизон. Там автоматчики. Этими небольшими силами немцы прикрывают себя с тыла. Вот эти исходные данные и должны нам послужить в разработке оперативного плана. Обратимся к нашим возможностям… Сазоновка в тридцати километрах от Энска. Пехотой туда идти нет смысла. Необходим быстрый, стремительный рейд. Значит, пойдет кавалерия. Весь эскадрон капитана Каюмова. Кавалеристов усилит разведрота. Итого более двухсот человек. Задача: уничтожить фашистские гарнизоны в двух селах — во-первых. Добиться, чтобы немцы из Энска бросили свои основные силы в собственный тыл — во-вторых. При удачной операции, а в ней я не сомневаюсь, основные силы нашего полка форсируют Волгу и овладеют Энском. Прошу высказываться…
В следующую ночь кавалерийский эскадрон, укрепленный разведчиками, двинулся по лесу на север и вышел снова к берегу в шести километрах от Энска. Ночь лунная. На необъятных всхолмленных просторах, по обе стороны реки лежал снег. Едва выбрались к берегу и остановились, поджидая «хвост» эскадрона, — увидели на середине реки стаю волков. Звери рысцой трусили по льду метрах в трехстах.
Пошли гуськом, ведя лошадей в поводу. Река здесь широкая. Ветра нет, но морозно. Лед покрыт полуметровым слоем свежего снега. Скрипит снег под валенками. Такой скрип, что кажется, слышно на целую версту. Иргизов идет первым. В левой руке уздечка — ноздри лошади тепло дышат в шапку. В правой минный щуп — им он то и дело тычет в снег, чтобы не провалиться в полынью. Опушка леса на западном берегу сбегает к реке молодыми сосенками. Выбрались к опушке. Иргизов облегченно вздохнул:
— Давай, Акмурад, теперь тебе карты в руки, поезжай впереди.
Обогнули опушку, выбрались на заснеженную, не различимую глазом дорогу. Акмурад пустил коня рысью, и весь эскадрон заспешил за ним. Так продвигались километров десять, затем перевели коней на шаг.
К полуночи конники втянулись в лес: его разрезала неширокая колея — ехать пришлось по два всадника в ряд. Между деревьев уже завиднелись огни деревни, когда навстречу выехал один из разведчиков.
— Здесь располагайтесь. Дальше — опасно. Кавалеристы слезли с коней, принялись надевать на
