читают.
Наташа изменилась в лице. От запальчивости не осталось и следа. Глаза ее наполняются слезами. Смирновский с болью и любовью смотрит на Наташу, и в наступившей тишине отчетливо слышны негромкие слова Смирновскою.
Смирновский. Я не знал, что должен отчитываться перед гаражным кооперативом в своей личной жизни. Но моя Наташа не любовница, а жена… Карпухин, извинитесь перед ней немедленно!
Карпухин переводит растерянный взгляд со Смирновского на Наташу, которая не сводит глаз со своего кумира. Карпухин понимает, что переборщил. Он подходит к Наташе и говорит, глядя в сторону.
Карпухин. Извините, пожалуйста. Я не знал, что вы жена.
Марина. Чего только в биологии не бывает. Мама ровесница дочери! (Наташе, тихо.) Мамочка, поздравляю. Ты добилась своего. Ухватила богатого и знаменитого.
Наташа (тихо, Марине.) Ты бесстыдница, доченька! Я просто люблю твоего отца.
Марина. Не спорю, любишь! Богатых и знаменитых всегда любят.
Наташа. Что мне, его из-за этого разлюбить?
Смирновский (тревожно, жене и дочери). Девочки, не ссорьтесь!
Малаева снова становится центром внимания.
Малаева. Карпухин, вы чудовище! И вообще — зачем вам гараж в Москве?
Карпухин. А где мне, по-твоему, нужен гараж?
Малаева. В Сибири. Вы же собираетесь расселить своих несчастных обезьян в сибирской тайге.
Фетисов. Что за хреновина! Обезьяны там перемерзнут.
Карпухин. Дилетантская точка зрения. Я создаю специальный вид обезьян — морозоустойчивый!
Тромбонист. Господи, чего не приснится ночью.
Сын Милосердова. А зачем? Кому это надо?
Малаева (издевательски). Это имеет огромное значение для нашего народного хозяйства.
Карпухин. Ты свои подковырки брось! В Индии обезьяны собирают кокосы. А мои макаки в сибирской тайге будут собирать кедровые шишки, лущить их, складывать орехи в ящики…
Смирновский (подсказывает). Наклеивать ярлыки…
Сын Милосердова. Наклеивать ярлыки — это мы обезьянам не отдадим!
Карпухин (Смирновскому). А вы, Павел Константинович, между прочим, дали на мою работу положительный отзыв!
Смирновский (грустно). Это лишний раз доказывает мою неразборчивость.
Карпухин. Это лишний раз доказывает вашу принципиальность.
Малаева (с озорством). Товарищи, я предлагаю исключить Карпухина! Ему нужен гараж где-то между Томском и Хабаровском. Он будет ездить по тайге на «Жигулях» и проверять — выполнили ли его обезьяны квартальный план!
Карпухин. А тебе, лилипутка, нужен гараж в пустыне среди твоих гремучих и дремучих змей. Тебе будет удобнее добывать твой яд!
Жених (нервно вскакивает). Я сейчас пишу кандидатскую — «Поведение животных в условиях повышенной опасности». Животные, в отличие от людей, не уничтожают себе подобных. Тигр не ест тигра, медведь не пожирает медведя, а заяц не убивает зайца. Вот, к примеру, овцебыки. Когда на них нападают волки, то самцы образуют каре, внутри которого прячутся самки и детеныши, а овцебыки рогами отгоняют хищников. Если кит ранен и не может всплыть на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, то другие киты подплывают под него и как бы выносят его наверх. А мы, наоборот, топим друг друга. Животным свойственно чувство товарищества… Отпустите меня к невесте, я сейчас на стенку полезу!
Хвостов где-то раздобыл палку, прикрепил к ней плакат, на котором написал «Я вам покажу», и выходит на первый план. Привлекая к себе внимание, он гремит ведром, которое, наверное, забыла уборщица. Хвостов шагает с плакатом, как на демонстрации, а за ним следуют в едином строю Фетисов и жена Гуськова.
Сидорин. Что это значит? Что вы нам покажете?
Фетисов. Он вам все покажет!
Жена Гуськова. В знак протеста!
Аникеева. Мы вам не позволим ничего показывать! Мы вам сами все покажем!
Сидорин (утомленно). Товарищи, уже светает, и пора подводить неутешительные итоги. Признаюсь, это была не лучшая ночь в моей жизни. Музей разгромлен. Все осатанели и несут черт-те что! А этот олух стоит с плакатом! (К Хвостову.) Ну что ты тут торчишь?
Жена Гуськова. Это нечестно! Он не может вам ответить!
Фетисов. Он же безголосый!
Сидорин. Все! Меня довели. Я сдаю позиции и согласен на жеребьевку при условии, что вы пожалеете родное правление.
Аникеева понимает, что время работает против нее и пришла пора уступить.
Аникеева (новым для всех ласковым тоном). Мы столько для вас сделали! Боже мой, сколько кабинетов мы обходили, скольких людей уламывали, сколько времени и нервов на это потратили. Чтобы достать цемент, мы всю бригаду в Большой театр водили.
Сидорин. По счастью, у дирижера такса болела стригущим лишаем.
Аникеева. Иногда мы даже закон нарушали. Совали кому пятерку, кому десятку, кому флакон духов, кому коробку конфет. Но делали это для общего блага.
Сын Милосердова (Марине). Когда эта бодяга кончится, поедем ко мне завтракать?
Марина. На завтрак меня еще никогда не приглашали. Обычно зовут ужинать.
Сын Милосердова. У нас с вами начинается новаторски.
Марина (усмехнулась). Я знаю, что произвожу впечатление женщины, с которой можно начать за ужином, за обедом и даже за завтраком.
Сын Милосердова. Сейчас вы скажете, что вы не такая.
Марина. Нет. Не скажу. Но и завтракать не поеду. Я уже свое отзавтракала.
Сын Милосердова. Не рано ли?
Марина (глядя в сторону). Мой недавний муж отбил у меня всякую тягу к еде в любое время суток.
Сын Милосердова. Марина, вместе с вами я согласен даже голодать.
Наташа и Смирновский смотрят в окно на заспанный город.
Наташа. Если бы не этот гаражный симпозиум, ты бы на мне не женился?
Смирновский (полушутя). Ни за что на свете!
Наташа. Надо же! И собрание может принести пользу.
Постепенно идея жребия овладевает массами. Пайщики бурно обсуждают эту возможность как единственный и спасительный выход.
Якубов (встает). Черт побери! Я все молчал, молчал. Как же, меня ведь купили — обратно приняли, и я… растаял. И предал… товарищей по несчастью… Подумать
