– Лорда Уильяма убедили, что так будет лучше.
– Кто убедил его, кто?
Мендвилл не ответил сразу, и старик посмотрел на него тяжелым взглядом.
– Это сделали вы, Роберт, вы! Но объясните мне, зачем?!
Капитан вздохнул.
– На то были две серьезные причины. Первая – ваша собственная любовь к нему…
– Я уже говорил, что теперь она мертва, и докажу это. Я готов дать показания, которые помогут его повесить.
– Повесить! – вскричала Миртль, и краска возбуждения отхлынула с ее щек.
Сэр Эндрю и Мендвилл, оба, пристально посмотрели на нее. Ответил Мендвилл:
– Так и произойдет, Миртль, если он останется ждать ареста. Его отправят в Англию, будут там судить, и вряд ли ему стоит рассчитывать на снисхождение.
– К нему проявляют снисхождение! Такое же, как он проявил к Габриэлю, – желчно заметил баронет. – С него больше чем достаточно этой так называемой отсрочки…
– Сэр Эндрю, – прервал его Мендвилл, – вы твердо знаете, что не обманываете себя? Вы вполне уверены, что под вашим теперешним негодованием не теплится прежняя любовь и что его смерть не станет для вас жестоким ударом? Вы – единственный, кто может его спасти. И теперь, после того, как я вам это сказал, уверены ли вы, что в будущем вас не будет терзать раскаяние за то, что вы обрекли его на гибель?
– Меня будет терзать раскаяние, если он ее избежит, – прозвучал суровый ответ. – Я не из тех, у кого семь пятниц на неделе, Роберт, я себя знаю.
– Тогда обсудим еще одну деталь, – сказал капитан, и ему пришлось описать почти неизбежную перспективу народного восстания. Но этот довод подействовал на сэра Эндрю не больше предыдущего.
– Тем лучше, – отвечал он, – небольшое кровопускание пойдет этой колонии на пользу.
– Но будет ли это кровь тех, кто его заслуживает? – продолжал настаивать Мендвилл.
– Что вы, сударь, неужели губернатор так беспомощен? В Форт-Джонсоне стоит гарнизон.
– Меньше сотни людей. Стоит нам двинуть их сюда, как это послужит сигналом для Провинциальной милиции, и она выступит на стороне противника. Что тогда начнется?
– То, что рано или поздно должно начаться. По мне, так чем скорее, тем лучше. Пусть воздух очистится от заразы. Королевское правительство излишне боязливо. Пусть постоит за себя, наконец. В Чарлстоне достаточно честных джентльменов, чтобы справиться с мятежной чернью.
Капитан покачал головой.
– Хотелось бы разделять ваш оптимизм, сэр Эндрю. Но до прибытия войск мы не осмелимся пойти на открытый конфликт.
Сэр Эндрю в раздражении повысил голос:
– Что вы от меня-то хотите?
– Уговорите мистера Лэтимера воспользоваться милостью губернатора.
– Мне? – Баронет ткнул себя пальцем в грудь, и брови его взметнулись. – Мне уговаривать его? Бог мой, да вы не ведаете, о чем просите, или плохо меня знаете. Я скорей уговорю его повеситься.
– О, папа, папа! – Миртль обвила руками его шею. – Вспомни, кем был для тебя Гарри. Подумай, кем он еще может стать, если ты постараешься мягкостью…
– Мягкостью! Ради низкого бунтовщика? Убийцы?
– Не называй его так, отец. Это неправда. И ты сам в глубине души знаешь, что неправда.
– А кто ночью натравил толпу на Габриэля?
– Непохоже это на Гарри. Он, должно быть, думал, что Роберт предупредил Фезерстона и тот уже уехал. Иначе он никогда бы этого не сделал.
– Он никогда бы этого не сделал в противном случае, ты хочешь сказать. Зачем устраивать облаву на пустое логово?
– Не знаю. Но, я уверена, Гарри смог бы тебе объяснить.
– Возможно, он просто повиновался приказу своего комитета, – предположил Мендвилл.
– Но для чего, раз он считал, что Фезерстон бежал?
– Он мог не осмелиться им об этом сказать. Он не осмелился признаться, что обманул их доверие. Поэтому он ломал комедию, не предполагаая, что она обернется трагедией.
– Да, да! Так и было! – горячо поддержала кузена Миртль, благодарно взглянув на него. – Разве могут быть другие объяснения его поступку? Ты же знаешь, какой он великодушный и добрый. Такой поступок говорит о безнравственности, а Гарри не безнравственен, ты ведь знаешь, папа.
Отец лишь презрительно рассмеялся в ответ, высвободился из ее объятий и заметался по комнате, давая выход своим чувствам.
– Смешно слушать, ей-Богу, как вы оба заступаетесь за Гарри Лэтимера. И, честное слово, вы понапрасну тратите порох. Я и пальцем не шевельну, чтобы спасти его от веревки, которую он заслужил! Напротив, я готов обеими руками помочь его повесить. Если понадобятся мои показания – о том, что вышло между нами в Фэргроуве – я весь к услугам губернатора.
– Сэр Эндрю! – воззвал к нему Мендвилл.
– Ни слова больше, Роберт. Если у тебя больше ничего ко мне нет, прошу извинить. Управляющий ждет моих распоряжений. – Он удалился, и даже в стуке его каблуков слышалось возмущение.
Мендвилл обратил на мисс Кэри полный сожаления взгляд.
– Значит, рухнула моя последняя надежда, – проговорил он, и это было истинной правдой.
Миртль подошла и положила свои ладони на его сжатые кулаки.
– Все это так благородно с вашей стороны. Особенно то, что вы упросили лорда Уильяма дать Гарри два дня. Я никогда не забуду этого, Роберт.
– Вы хотите сказать, что запомните мой провал, – с невеселой иронией уточнил он.
– Нет, Роберт, я буду помнить ваше великодушие. Но неужели нельзя ничего сделать?
– Боюсь, ничего – из-за непробиваемого упрямства мистера Лэтимера. Я сделал все, что мог. Возможно, мне лучше было не ходить к нему. Мистер Лэтимер мне не доверяет.
– Не доверяет вам? Вам?
Мендвилл пожал плечами: дескать, он терпим и великодушен; он все понимает и поэтому все прощает.
– Почему он должен мне доверять? На его месте я бы тоже не доверял.
Благородство капитана Мендвилла произвело на мисс Кэри неизгладимое впечатление. Однако после его ухода она размышляла совсем не о его добродетелях. Одна мысль не отпускала ее, и больше она ни о чем не могла думать: тень виселицы, упавшая на Лэтимера, заставила Миртль отчетливо осознать, что она все еще любит его, а все остальное, оказывается, пустяки. Какое значение имеют его политические убеждения и догматы, навязанные ей? Что такое политика и сам король по сравнению с любовью!
Похожая мысль мелькнула в ее голове еще вчера, когда у нее на глазах Гарри пришлось сносить поношения и оскорбления. Но тогда она только мелькнула – искорка, проблеск, не больше. Теперь страх за Гарри нахлынул на нее, как откровение. Его жизни грозит опасность! Его подстерегают бесчестье и позорная смерть – от этой мысли у нее перехватило дыхание. Гарри – единственный, любимый, и что с нею станет, если они убьют его, если повесят? И словно кто-то шепнул ей на ухо ехидную строку из позабытой пьесы: «Придется тебе нянчить мартышек в преисподней'note 27.
Сердце Миртль сжалось – она вспомнила о своих письмах и о возвращенном подарке. Каким глупым и никчемным казался ей теперь этот жест! Что она понимает в проблемах, волнующих страну? А Гарри в своем образе мыслей далеко не одинок. В провинции много людей с именем и положением разделяют его взгляды – и полковник Лоренс, и Артур Миддлтон, и мистер Айзард, тесть самого лорда Уильяма – да мало ли таких, кого отец считал до недавних пор друзьями, а сейчас отказал им от дома из-за политических расхождений.
Любовь и страх впервые в жизни заронили в ее душу сомнение в правоте отца. Наверное, в такие вот моменты происходит неожиданное обращение в новую веру или, наоборот, вероотступничество.
И вот, в предвечерний час два негра пронесли по набережной паланкин мисс Кэри. Они скрылись в
