из них волочился разбитый бушприт. «Актеон» же так и остался на мели, чтобы к утру окончательно погибнуть.
Все это время Миртль не покидали мучительные воспоминания о тягостном расставании с Гарри и дурные предчувствия. Она расположилась на крыше дома у бухты, пытаясь с помощью телескопа следить за ходом сражения, разыгравшегося в десяти милях отсюда. Стекла домов непрерывно дребезжали, и весь мир, казалось, сотрясался от непрестанных залпов британских кораблей и редко огрызавшихся батарей форта.
В какой-то момент флаг – первый на Юге голубой американский флаг с белым полумесяцем в правом углу – исчез из виду. Ужас, сковавший Миртль, заставил ее вновь, как это случилось однажды, заглянуть в свою душу. Облетели шелухой и унеслись прочь все обиды и предубеждения. Потянулись минуты затишья и неопределенности; казалось, форт капитулирует.
В это время доблестный сержант Джаспер, дождавшись в ходе боя временной передышки и ослабления огня, выпрыгнул из амбразуры и подобрал флаг, срубленный шальным осколком. Прикрепив его к пальметтовому древку, он снова водрузил флаг над крепостным валом.
Когда Миртль вновь увидела развевающееся полотнище, робкое «ура!» сорвалось с ее дрожащих губ и было подхвачено чернокожим слугой, который охранял ее наблюдательный пункт и тоже переживал за любимого хозяина.
Она оставалась на крыше, пока море не затянуло вечерней мглой, все еще прорезаемой вспышками огня и запаздывающим громом орудий, а затем над городом разразилась ужасная гроза, и гром небесный заглушил показавшиеся такими жалкими отзвуки страстей человеческих.
Тогда Миртль, наконец, позволила рабам увести себя с крыши и, промокшая до нитки под внезапно обрушившимися потоками ливня, вбежала в дом, где ей предстояло провести мучительную, бессонную ночь.
Наутро весть о победе наполнила Чарлстон ликованием и хвалами, возносимыми Господу. Победа была не настолько полной, какой могла бы стать, если бы у Молтри было достаточно пороха. Имей гарнизон необходимый запас боеприпасов, британский флот был бы потоплен или вынужден сдаться. Но все же это была победа. Изрядно потрепанные, с пробоинами во многих местах, вражеские корабли исчезли с горизонта, и город вздохнул с облегчением.
Миртль всем сердцем разделяла общую радость. Отныне я поняла себя, думала Миртль, и никогда больше не ошибусь в своих чувствах. Пройдя через опыт страданий, она прозрела душой и ощутила свою вину в раздорах, отравлявших семейную жизнь. Это никогда, никогда не повторится, клялась она себе, пусть только Гарри вернется живым и невредимым. Ее тревога за него не ослабевала. Что, если он убит? Или ранен?
Однако среди общего веселья трудно было долго испытывать страх. Потери в форте, как известно, были немногочисленны – около десятка погибших и вдвое больше раненых. Небеса не могут поступить настолько жестоко, чтобы ее муж оказался в их числе.
В течение этого нескончаемого утра она хлопотала по дому, готовясь к встрече Гарри и надеясь на его скорое возвращение.
И он вернулся.
Около полудня два человека принесли его, безжизненно лежащего на носилках. Услышав звук хлопнувшей садовой калитки и шорох гравия, Миртль в нетерпении выбежала под портик, и тут же, решив, что люди несут мертвое тело, упала в обморок.
Когда Миртль пришла в себя, ей сказали, что Лэтимер тяжело ранен, но еще жив, и она хотела немедленно бежать к нему, но старый Джулиус, кормилица Дайдо и доктор Паркер ее удержали. Доктор примчался к Гарри, как только Ганнибал принес ему сообщение о возвращении домой раненого хозяина.
Почтенный врач – добрый человек и старый друг Гарри – постарался объяснить Миртль как можно мягче, что состояние ее мужа и не совсем безнадежно, но жизнь его все же висит на волоске, и сохранить ее способны только неустанная забота и бдительность. Он нашел у Лэтимера две огнестрельные раны. Одна была легкой, другая серьезнее; доктор Паркер только что извлек пулю. Сейчас Гарри легче, но миссис Лэтимер лучше пока его не видеть.
– Но кто же будет смотреть за ним и ухаживать? – спросила она.
– Это мы обеспечим.
– Вы думаете, кто-нибудь сделает это лучше меня?
– Но вы еще недостаточно окрепли, моя дорогая, – возразил доктор. – На вас только что так подействовал один его вид…
– Этого не повторится, – перебила она твердо и встала, пытаясь унять остатки дрожи во всем теле.
Несмотря на ее слабость и бледность, доктор Паркер вынужден был уступить ее решительности и позволил ей исполнять обязанности сиделки.
Гарри лежал без сознания, метался в жару и бредил. Миртль внимательно выслушала инструкции доктора, собираясь с духом, словно полководец перед сражением, и с тех пор выдержка не покидала ее. Единственный раз она уступила своим чувствам: опустившись подле Гарри на колени, Миртль прочитала горячую молитву о его спасении.
В глубине души Миртль интуитивно чувствовала, что часть вины за ранение Лэтимера лежит на ней. Когда же на следующий день их дом посетил Молтри и она вытянула из него подробности боя, у нее не осталось сомнений на этот счет.
Не просто было полковнику Молтри выкроить время среди множества неотложных забот, но дружбу, скрепленную в боях, старый солдат ценил превыше всего. Не успев даже переодеться, он пришел поддержать Миртль и справиться о состоянии Гарри.
– Положение очень опасное, – сказала она, – но доктор Паркер уверяет, что Гарри можно спасти, и я беру это на себя. Обещаю вам, он поправится.
Полковник восхитился ее мужеством – восхитился и проникся ее верой. Он ощутил исходящую от нее силу высшего порядка – ту самую, благодаря которой его доблестные парни выиграли бой за форт Салливэн; силу, способную преодолеть все невзгоды.
Он заговорил о вчерашней баталии и о Гарри, храбрость которого порой доходила до безрассудства.
– Не знай я его как большого жизнелюба и то, что Гарри обладает всем, чем могут дорожить люди, я заподозрил бы, что он намеренно ищет смерти. Я дважды приказывал ему спуститься с бруствера, когда он подставлялся без необходимости! Он рвался в бой и заражал других своим примером. Н-да… И когда флаг второй раз сбили выстрелом с «Бристоля», не успел я опомниться, как Гарри повторил подвиг Джаспера. Гарри под огнем влез на стену и спрыгнул оттуда в песок, чтобы спасти и вернуть наше знамя. А потом стоял на крепостном валу, размахивая им. Тут в него начали палить и попали. Я подхватил его на руки и, хотя он был тяжело ранен, в тот момент я на него страшно разозлился.
Когда Молтри откланялся и Миртль вернулась к постели Гарри, где в ее отсутствие дежурила Дайдо, в ушах у нее продолжало звучать: «Не знай я Гарри как большого жизнелюба и то, что он обладает всем, чем могут дорожить люди…»
«А правда, – подумала она, – была как раз в том, что из-за меня он перестал дорожить жизнью, и смерть ему стала желанна». Да, он сознательно искал смерти, чтобы избавить жену от уз, в которых любовь подменена милостыней. Она сама довела его до этой нелепой мысли и сама почти в нее поверила. А Гарри вообразил, что семейные узы тяготят жену, и не желал ограничивать ее свободу.
В этом весь Гарри! Великодушный и бескорыстный до самопожертвования Гарри, которого она всегда знала. Он всегда был горяч и порывист, всегда служил не себе, а другим. То же стремление помочь ближнему сделало его патриотом, когда другие люди его круга и с его состоянием избегали любых потрясений. Верны или ошибочны политические взгляды Гарри, но они безусловно благородны, и ее обязанностью было уважать их. Раз она стала его женой, то должна была принять его веру!
О, если только Господь в своей беспредельной милости спасет Гарри, Миртль никогда больше не даст повода усомниться в ней или предположить, что ею движет что-нибудь, кроме любви! Да разве было что- нибудь другое? А если… если он умрет – она истратит все его состояние до последнего пенни на дело, которому он отдал жизнь без остатка.
