воздух — то редко кто уходил от них живым… Советские штурмовики обладали отменной живучестью, которую обеспечивали совершенная броневая защита и мощное вооружение. Это были настоящие «летающие танки» — бронированные, неуязвимые, с мощным вооружением. Подобраться к ним сзади и сбить тоже было проблематично: хвост прикрывал кормовой стрелок с крупнокалиберным пулеметом. А посередине в крыльях, стояла целая батарея из двух 20-миллиметровых пушек, пары скорострельных пулеметов и четырех ракет!
Для асов Люфтваффе русский штурмовик Ил-2 стал тем же самым, что и «тридцатьчетверка» для солдат Панцерваффе. Советские инженеры и конструкторы в тяжелейших условиях создавали, совершенствовали и модернизировали поистине уникальные образцы вооружений!
Сверкнули огненные стрелы ракет из-под широких плоскостей. Идущая по рокаде[19] навстречу эскорту Гудериана колонна танков Pz.Kpfw.III и самоходок StuG.III «Артштурм» была обречена. Рукотворные реактивные кометы врезались в бронированные коробки, пробивая верхнюю, самую тонкую броню. А потом взрывался боекомплект! Огненные столбы разрывов, разлетающиеся куски тел вперемешку с искореженными обломками техники… Das ist Schreck! — Ужас!
На выходе из пикирования «илы» сыпанули бомбы, подняв новые фонтаны грязи и дыма. Взрывы накрыли немецкую колонну сплошным «ковром». Вот одна из бомб попала прямо в грузовик с солдатами. Кургузый «Опель-Блитц» разлетелся на куски: обломки кузова с клочьями горящего тента посыпались на соседние машины. Тела двух десятков мотопехотинцев разбросало по грязи…
Гейнц Гудериан поднялся, намереваясь перебежать обратно к «Хорьху», но в этот самый момент перед глазами полыхнуло, и генерал-полковник потерял сознание…
Очнулся он от резкого запаха, настырно лезшего в ноздри. Зрение расплывалось, и генерал- полковнику пришлось сделать над собой усилие, чтобы рассмотреть склонившееся над ним лицо.
— Где я?..
— Вы в полевом госпитале, господин генерал, — ответила средних лет женщина в сером платье с повязкой ДРК-херфеле. — Вас контузило, но несильно.
— Мне срочно нужно прибыть в штаб…
— Не беспокойтесь, мы уже сообщили, и за вами уже выехал усиленный эскорт. Полежите пока здесь.
— Я понял. Данке.
— Битте, господин генерал.
Гудериан огляделся. То, что он увидел здесь, было платой за амбиции штабных офицеров. Генерал- полковник очень ценил простых солдат, старался заботиться о них. Но здесь, в госпитале, он впервые понял, насколько тяжело приходится обычному рядовому-schutze[20] на передовой.
Раненные в грудь бредили. У многих из них начинался перикардит или плеврит — тяжелое инфекционное поражение тканей, окружающих сердце, или инфекция грудной полости, вызванная попаданием внутрь осколков. Шансы выжить у таких раненых были просто мизерные, даже несмотря на действительно лучшие в мире немецкие сульфаниламиды.[21]
Раненные в живот испытывали поистине танталовы муки[22] — просили пить, но для них это было равносильно смерти. Тяжелый запах формалина, йода, гноя и пота, казалось, пропитал атмосферу полевого госпиталя. Очень много было солдат с ампутированными ногами. После дневного марша по раскисшим дорогам и снегу в сырости и грязи микробы буквально сжирали распухшие воспаленные ступни. Было много обмороженных, а ведь настоящие холода пока не наступили!.. Но уже чувствовался катастрофический недостаток теплого обмундирования.
Врачи и медсестры выбивались из сил, но и они уже мало что могли сделать, кроме ампутации. Это был настоящий адский конвейер «мороженого мяса»…
Здесь, в госпитале Deutchen Roten Kreutz — Немецкого Красного Креста, Гейнц Гудериан получил наглядное подтверждение своим словам:
«Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для фатерланда, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы, однако такие жертвы нужно требовать от своих солдат лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью.
Полученные мною указания неизбежно приведут к таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями обстановки. Лишь на предлагаемом мною рубеже рек Зуша, Ока войска найдут оборудованные еще осенью позиции, где можно найти защиту от зимнего холода. Я прошу обратить внимание на тот факт, что большую часть наших потерь мы несем не от противника, а в результате исключительного холода и что потери от обморожения вдвое превышают потери от огня противника. Тот, кто сам побывал в госпиталях, где находятся обмороженные, отлично знает, что это означает» — так говорил он, ведя бесполезный спор с фон Клюге и остальными офицерами командования.
Слова Гудериана оказались пророческими, теперь он мог убедиться в этом воочию. Однако трагизм ситуации заключался в том, что ничего уже изменить было нельзя…
Оставалось лишь сражаться. Но бои становились все более кровопролитными, а достигнутый результат — все менее обнадеживал. Вместо стремительных прорывов — медленное «продавливание», как в окопах Первой мировой. Растянутые линии снабжения, уязвимые к действиям партизан и диверсантов, тоже оптимизма не прибавляли.
От этих тяжких мыслей генерал-полковник Гудериан не избавился даже в тепле и уюте штабного блиндажа, когда вернулся из госпиталя. На столе под мертвенно-белым светом походного карбидного фонаря лежала штабная карта, вся исчерченная стрелами ударов и контрударов. «Быстроходный Гейнц» убедился сегодня, что стрелы эти вычерчены солдатской кровью…
Глава 5
Стоять насмерть!
Небольшая передышка 7 и 8 октября позволила солдатам отдохнуть и отремонтировать боевую технику, а командованию — перегруппировать силы. Эти дни для бригады Катукова стали своеобразной наградой за упорство и мужество ее бойцов.
В редкие минуты затишья танкисты собрались в просторной землянке. От буржуйки шли волны жара, на столе была собрана нехитрая армейская снедь: черный хлеб, сало, тушенка, вареная картошка в казане. У хозяйственного старшины Стеценко нашлась для боевых товарищей и фляга медицинского спирта. Как раз хватило на всех по маленькой. Тост был один: «За Победу!»
В землянке было тесно, но уютно. Это летчики, в особенности истребители — индивидуалисты и задаваки. Оно и понятно: в небе, когда управляешь самолетом, от тебя одного зависит жизнь и успех боя. А вот на грешной нашей земле-матушке да в бронированной коробке успех схватки с врагом зависит от всего экипажа, его взаимодействия и взаимопонимания. Танковый бой — труд коллективный.
Кто-то писал письма домой, кто спал, кто играл в шахматы. Остальные солдаты вместе со старшим лейтенантом Гореловым собрались у стола и читали в «Красной звезде» стихотворение Александра Твардовского «Танк»:
