– Какая жалость, – трагически прошептала она.
– Дорогая, ты нанесла крем-основу? – спросила мамочка.
– Вообще-то нет. Слишком жарко.
– Джулия, ты неотразима. Кто шил это потрясающее платье? – спросила мамочка, и не успела Джулия ответить, как она взглянула куда-то вдаль и промурлыкала: – Ах, граф-ф-ф-иня!
Я сжалась. Все это так унизительно!
– Как приятно видеть вас! «Пиммз»?
Мы с Джулией повернулись. К нам подходила Кэролайн. Ну, настоящий, стопроцентный, неброский английский шик: мужские брюки и прозрачная индийская шаль, элегантно накинутая на плечи.
– Брук, зовите меня Кэролайн, пожалуйста.
– Кэролайн. «Пиммз»? – просияла мамочка.
– Здравствуйте, девушки. Какие прелестные платья.
– Спасибо. Вы тоже выглядите обалденно, – кивнула Джулия.
– Джулия, расскажи нам о своей свадьбе. Кому ты заказала платье? – допрашивала мамочка.
Мои мысли почему-то расползались, и я никак не могла сосредоточиться. Где Чарли?
– Ну… я еще сама не решила, но на сегодняшний день это Оскар де ла Рента, Валентино, Маккуин и Зак Позен. Надеюсь, позже все прояснится.
– Значит, остальные обидятся? – спросила Кэролайн.
– Возможно, – с милой улыбкой ответила Джулия. – Но, понимаете, я действительно очень избалована, очень богата и чрезвычайно хороша собой, поэтому делаю все, что хочу. – И, увидев потрясенное лицо Кэролайн, добавила: – Все о'кей, не стоит меня жалеть. Я люблю себя такой, какая есть.
– А где у нас именинник? – переменила тему Кэролайн.
– Именинник курит с молодыми девчонками. А ваш малыш? Надеюсь, уже в дороге? – в свою очередь, спросила мамочка.
– Он просил передать привет и извинения. К сожалению, ему пришлось утром вылететь в Лос- Анджелес.
– Так скоро после похорон? – выпалила мамочка, не скрывая разочарования.
– Он только что закончил фильм, и, похоже, кто-то хочет поговорить с ним насчет нового. Сказал, что должен лететь. Вы же знаете, каковы эти американцы, когда Речь заходит о бизнесе. Ужасно бесцеремонны, – подчеркнуто заметила Кэролайн.
Так Чарли не придет! Какое несчастье, значит, теперь и не извинишься!
Мне вдруг стало не по себе. Тревога и раздражение не давали покоя.
– Джулия, пойдем выпьем шампанского, – попросила я, многозначительно кивнув в сторону.
– Что случилось? – шепнула она.
– Мы сейчас вернемся, мамочка. – Я взяла Джулию за руку и увела из-под тента.
Мы прокрались в кухню. Тут было жарко, как в аду, потому что мама потребовала, чтобы купили плиту «Ага»,[80] как у всех нормальных богатых англичан. Похоже, здесь все помешаны на этих плитах, как американцы, которые что-то собой представляют, на холодильниках во всю стену. Беда в том, что «Ага» всегда включена, даже летом, так что мы умирали от жары, но зато хотя бы остались одни.
– О Боже, Джулия, что мне делать? – едва не плакала я.
– О чем ты? И почему задыхаешься? – всполошилась Джулия.
– Его здесь нет!
– Кого?
– Чарли.
– И что?
– Но как же я извинюсь? Попрошу простить за то, что была груба, и все такое?
И хотя я со страхом думала о нашем сегодняшнем свидании, вдруг обиделась, что Чарли не пришел. Мне почему-то стало не все равно!
– Пошли ему электронное письмо, – предложила Джулия.
– Это будет ужасно невежливо. Если действительно хочешь извиниться, нужно делать это лично.
– Ты совершенно одержима им.
– Ничего подобного! Но что мне делать? – зарыдала я, бегая по кухне.
– Почему тебе вдруг приспичило извиняться лично? Ты влюблена в него по уши, или что?
– О, Джулия, дело не в этом. Просто мне гадко сознавать, что вчера я была такой идиоткой. Пусть он видит, что я взрослая, способна отвечать за свои поступки, что я хороший человек, и все такое.
– Кому мозги пудришь? Ты без ума от него!
– Джулия! Это куда хуже, чем ты думаешь! Вчера я кое-что стащила из библиотеки.
– Нет! Неужели что-то из фамильных драгоценностей?!
– Коробочку для пилюль.
– Йо-о-о, – протянула слегка разочарованная Джулия. – Подумаешь, что тут такого!
Я порылась в сумочке, вынула маленькую эмалированную коробочку, поставила на кухонный стол, подняла крышечку и показала Джулии надпись.
– Боже, как прекрасно! Думаю, тебе стоит сохранить это как сувенир, – сказала Джулия.
– Не могу. – Я покачала головой.
– О'кей, значит, мы просто проберемся туда, положим коробочку на место и никто ничего не узнает. Садимся в машину, дорогая, и немедленно едем.
Каждый раз, оккупируя Европу, Джулия берет напрокат шикарный «БМВ», что позволяет ей воспользоваться преимуществами здешних весьма либеральных требований к скорости. И дорожки, ведущие к замку, с их крутыми спусками, выбоинами и рытвинами, не служат ей препятствием: Джулия брала одну за другой, словно участвовала в гонках на Гран-при Монако.
– Джулия, сбрось газ, – стонала я, когда мы на полной скорости промахнули очередной поворот.
– О Боже, прости, – бормотала она, театрально нажимая на тормоза, – тихая езда – это такая тоска!
Все же Джулия уступила и остаток пути вела машину в более приемлемом темпе. Когда мы проезжали большое поле подсолнухов, усеянное красными точками полевого мака, Джулия сказала:
– Невозможно поверить, что мы еще это не обсуждали, но как тебе мое обручальное кольцо?
Она повертела рукой. Такой большой камень мог бы стать центром собственной солнечной системы.
– Невероятно! – восхитилась я.
– Сама знаешь, как говорят: чем больше бриллиант, тем продолжительнее отношения.
Вообще-то меня немного волнуют представления Джулии о браке. Очевидно, после помолвки она не настолько повзрослела, как казалось мне раньше.
– Он владеет почти половиной Коннектикута. А ты знаешь, как я обожаю те места.
Нет, Джулия определенно влюблена. У нее давняя аллергия на Коннектикут. Она всегда утверждает, что тамошние замужние женщины, бесцельно разъезжающие во всех направлениях на «рэнджроверах» в одинаковых бежевых кашемировых свитерах-водолазках на тридцать тысяч нитей от Лоро Пайана, и гигантские бриллианты-солитеры пробуждают в ней жажду самоубийства.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросила Джулия четверть часа спустя, когда мы причалили к двери замка.
– Нет, подожди в машине. Я спущусь через пять минут, – отмахнулась я, кладя коробочку в сумку.
– О'кей, пижонка. Смотри не попадись.
«Господи, – думала я, прокравшись в холл, – представляю, что будет, если я снова наткнусь на этого типа, то есть дворецкого!»
Я сгорала со стыда все пять минут, пока осторожно поднималась по лестнице и коридору, вспоминая вчерашнюю истерику. Скорее бы вернуть коробочку и убраться отсюда.
Пусть мне никогда не удастся лично извиниться перед Чарли, самое меньшее, что я могу сделать, – это покаяться, отдав украденное. И никому не обязательно знать, что я покаялась, поскольку никто не знает, что я взяла ее.
