из остальных частей Галактики, он знал, находились на внутренних страницах. Параграф или два каждому сообщению. Как в местных газетах старого времени, много веков назад.
“И все-таки, — подумал Саттон, разглаживая газету, — это лучший способ расположения текста”.
Было так много новостей… Новостей из многих миров, из многих секторов… человеческие новости, новости андроидов и роботов, чужие новости. Пункты должны быть сконцентрированы и сжаты, чтобы каждое слово выполняло функции сотни других слов.
Конечно, были и другие газеты, обслуживающие другие секторы, они давали местные новости более детально. Но на Земле нужно было знать новости всей Галактики, потому что Земля была столицей всей Галактики, планетой, которая не была ничем, кроме столицы, которая ничего не производила, ничего не выращивала, которая сделала своим занятием только управление. Планета, каждый дюйм которой был декорирован и ухожен, как лужайка перед домом, как парк или сад.
Саттон пробежал глазами по колонке Земли. Землетрясение в Восточной Азии. Новое подводное поселение для служащих инопланетян, представителей водных планет. Отправка трех новых звездолетов в сектор 19 — этому было посвящено всего несколько строк. А потом?
Саттон прочитал заметку снова.
…Все попытки достичь его…
Херкимер сказал, что в холле были репортеры и фотографы, а десять минут спустя Фердинанд поклялся, что нет, его никто не вызывал, то есть попытки достичь его не было. Или были? Попытки, которые были аккуратно остановлены. Остановлены тем же, кто напрасно охотился на него, той же силой, что присутствовала внутри комнаты, когда он перешагнул порог.
Он уронил газету на пол и сидел в задумчивости.
Он был вызван одним из выдающихся, если не самым выдающимся дуэлянтом на Земле.
Старый семейный робот сбежал… Или вынужден был сбежать?
Попытки прессы достичь его были остановлены… намертво.
Визор замурлыкал ему, и он подпрыгнул.
Вызов.
Первый с тех пор, как он сюда прибыл.
Он перегнулся в кресле и щелкнул выключателем.
Появилось женское лицо. Гранитно-серые глаза и магнолиево-белая кожа, волосы цвета меди.
— Меня зовут Ева Армор, — представилась она, — это я попросила вам подождать у лифта.
— Я узнал вас, — сказал Саттон.
— Я вас вызвала в качестве компенсации.
— Нет никакой необходимости…
— Нет, мистер Саттон, есть. Вы подумали, что я смеялась над вами, а я вовсе не смеялась.
— Я смешно выглядел, — сказал ей Саттон. — Это было ваше право — рассмеяться.
— Вы не пригласите меня пообедать? — спросила она.
— Конечно, — согласился Саттон, — буду в восторге.
— Когда-нибудь потом? — предложила она. — Мы устроим славный вечерок.
— С радостью, — сказал Саттон.
— Я встречу вас в холле в семь, — предложила она. — И я не опоздаю.
Визор угас, Саттон неподвижно сидел в кресле. Они устроят славный вечерок, сказала она. И он боялся того, что она может оказаться права.
— Они устроят славный вечерок, — сказал он себе, — и ты будешь счастливчиком, если доживешь до завтра.
Адамс молча сидел, рассматривая четырех вошедших в его офис и стараясь выяснить, что у них на уме. Но на их лицах словно были надеты непроницаемые маски.
Кларк, инженер-космоконструктор, сжимал в руке записную книжку, лицо его было строгим и суровым. В Кларке никогда не было дурачества.
Андерсен, анатом, человек крупный и грубоватый, раскуривал трубку, и в данную минуту это было для него, по всей видимости, самой важной вещью во Вселенной.
Блэкборн, психолог, хмурился на тлеющий кончик своей сигареты.
А Шилкросс, эксперт-лингвист, лениво развалился в своем кресле, как пустой мешок.
— Они нашли кое-что, — сказал себе Адамс. — Они нашли много, и часть этого запутала их.
— Кларк, — сказал он, — начни ты.
— Мы осмотрели корабль, — сказал Кларк, — и обнаружили, что он не может летать.
— Но он летел, — возразил Адамс. — Саттон привел его домой.
Кларк пожал плечами.
— Он мог с таким же успехом употребить для этого бревно или кусок скалы. Что угодно могло бы послужить для этой цели, лететь так же или даже лучше, чем эта куча мусора.
— Мусора?
— Двигатели все износились, — добавил Кларк. — Только автоматы защиты и удерживали их от распыления. Иллюминаторы треснули, некоторые разбиты. Одна из камер была оторвана и потеряна. Весь корабль был искалечен до неузнаваемости.
— Вы хотите сказать, что он был деформирован?
— Он явно ударился обо что-то, — объяснил Кларк. — Ударился сильно и с большой скоростью. Швы разошлись, переборки погнуты, вся эта штука здорово изуродована. Даже если бы и можно было запустить двигатели, корабль был бы неуправляем. И даже если бы камеры были о’кей, нельзя было бы лечь на курс. Бели ему дать какое-либо направление, он войдет в штопор.
Андерсен откашлялся.
— Что случилось бы с Саттоном, если бы он был в корабле, когда тот ударился?
— Он бы погиб, — ответил Кларк.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Даже чудо не спасло бы его. Мы подумали о том же самом, так что мы проверили. Мы наспех состряпали диаграмму и употребили самые консервативные факторы силы, чтобы проверить теоретические эффекты…
Адамс прервал его:
— Но он должен был быть в корабле.
Кларк упрямо потряс головой.
— Если бы это было так, он бы умер. Наши расчеты доказывают, что у него не было ни одного шанса. Если бы сила не убила его, дюжина других причин покончила бы с ним.
— Саттон вернулся, — подчеркнул Адамс.
Они сердито уставились друг на друга.
Андерсен нарушил молчание.
— Не видно ни одного следа. Нечего было даже и пытаться. Саттон ничего не понимает в механике. Совершенно ничего. Я проверил это. У него не было естественного влечения к этому. А чтобы починить
