себя, не в силах принять и понять, то, что для тебя самого было непонятно и сложно. Желание пульсировало в чёрных зрачках: голод, неуверенность, страх и слабая надежда.
Ты не улыбнулся в ответ.
- Классно наебнул! - заметил я одобрительно поднимая палец, попытался смеяться, и не смог, пойманный глазами на расстоянии. Сделалось жутковато. В последствии, мне не раз будет жутковато, когда переходя от ласковой нежности к хищному оскалу, ты начнёшь медленно и методично пожирать меня изнутри, ломая, выкручивая, подстраивая под себя. А сейчас ты просто был тем человеком, который бескорыстно оказал мне помощь и вот теперь говорил все эти нелепые слова.
- Это не шутка, - сказал ты и поднялся, приближаясь ко мне.
- Так не бывает, - заметил я отодвигаясь.
Нет, я не боялся Вольха. С чего мне его бояться? Но это заявление парализовало.
- Знаю. - Вольх чуть дрогнул одними губами. - У самого в голове не укладывается. Но это так. Я тебя хочу, Никита. Очень.
Он сел рядом и взял меня за руку, двумя пальцами сжимая ладонь. На запястье Вольх носил часы, тяжёлые с посеребренным браслетом. Они слегка съехали вниз, холодя кожу металлом.
От Вольха исходил запах табака и бензина, (он постоянно возился в гараже ) техники, метала, пластика, проводов - этим барахлом была завалена вся соседняя комната. Вольх упомянул небрежно о том, что халтурит на досуге. Не знаю, в чём заключалась халтура, но этот запах мужского холостяцкого жилья принадлежал Вольху и его съёмной квартире.
Нос щекотал аромат крепкого одеколона, такой специфичный, резкий, кружащий голову. Запах исходил от рубашки, шеи, волос. Не знаю, почему я так фиксировался на деталях, скорее отмечал их механически, в той напряжённой тишине, что наступила после его слов.
Тихо клацал зубами череп - часы на стене. Мигали плоские фонарики под потолком, которые Вольх приспособил для подсветки, превратив потолок в модель вселенной, окутанной паутиной кассетной ленты. Наверху мерцали гирлянды - звёзды, а на леске кружились разноцветные стекларусовые шарики. Если толкнуть, сверху падал прыгающий мохнатый паучок игрушка. С юмором у Вольха был порядок, а квартира говорила о том, что он рукодельный парень, способный сделать конфетку из дерьма.
Негромко жужжал системник, работающего компа. Придя сюда, я не заметил, что он включен, а вот оказалось, что Вольх его попросту не выключал, погасив монитор.
С крыши с грохотом обрушился комок снега, разрушая дурацкое наступившее после этих слов оцепенения.
-
- Я...домой пойду. - Предпринял неудачную попытку подняться, неловко двинул рукой, словно ладонь Вольха стала ядовитой.
- Ник, я тебя, ни к чему не принуждаю.
Вольх поймал за ремень, дёрнул обратно, встал, освобождая пространство, в тот миг, как только я коснулся дивана.
- Просто, не мог больше это держать в себе, - тихо признался он, пожевав губами.
- Поэтому сказал. Делай с этим что хочешь. Захочешь, можешь постебаться, захочешь... - он махнул ладонью, - расскажи всем. За этот базар я отвечу... Захочешь ...Он сделал выразительную паузу. - Оставайся.
- Ты...Ээээ...
Я не знал, как подобрать слова.
- Ты вообще, думаешь о том, что говоришь? - спросил я, начиная приходить в себя, и понимать, что мир не рухнул, и из нас двоих спасать похоже надо не меня, а Вольха. Стоит с такой отчаянной мордой, словно сейчас с балкона сброситься.
- Ты парень. Я тебя знаю, всего три дня. Как я по - твоему, должен на это отреагировать?
В моём голосе не было злости или отвращения, раздражения тоже не было, просто строгость училки выговаривающей ученику, что он облажался, и вообще, 'если ещё раз сцуко заявиться в школу без дневника, получит пизды, большой такой пизды'.
Вольх пожал плечами и посмотрел с лукавой ухмылкой, за которой я видел, огромным махровым цветком расцветало облегчение.
Как он потом мне рассказал, думал, будет хуже. А я так и не признался ему, что на самом деле, до меня просто не дошли его слова. Ни его слова, ни их смысл. Я просто не понял.
- Хм, учитывая, что ты пошутил, - начал я миролюбиво, планируя свести всё к хохме.
Вольх резко поймал меня за запястье, наклонился и поцеловал в губы. Быстро, скользнул языком. И оттолкнул обратно, выпрямившись, прежде, чем я смог отреагировать и сообразил дать ему в репу.
- По - твоему, это, потянет на шутку? - спросил он совершенно серьёзно, даже с какой - то злостью.
А я просто растерялся. Он ошеломил меня напором. Надо было встать, уйти. Надо было.
Но пока активно моргая, я мылился ответить, Вольх порылся в шкафу, вытянул подушку с одеялом и запустил ими в меня.
- Всё. Я спать. Мне завтра вставать рано.
Дверь хлопнула, а я остался сидеть на полуразобранном диване, растерянно сжимая в руках подушку и одеяло которое повисло на моём плече.
На утро, я ушёл.
Как не прочны стены наших квартир,
Но кто-то один не подставит за всех плечо.
Я вижу дом, я беру в руки мел,
Нет замка, но я владею ключом.
Ты проводил меня до дома, болтая о пустяках и ни единым слово не касаясь того, что произошло вчера. Я тоже старался избегать этой темы, решив, что по пьяни мне просто привиделось, ну или ты был пьян, и это всё не имеет ни малейшего значения. А на следующее утро, когда я вышел из дома, держа рюкзак на плече, увидел тебя.
- Привет, - сказал ты и протянул мне руку, отлепляясь от стены. - Пошли.
Это лаконичное 'Пошли' и не менее краткое 'Привет'. Вот в сущности и всё, что нужно людям для понимания, если бы это понимание не было таким идиотским.
На улице снег утратил свою белизну,
В стеклянности талой воды мы видим луну.
Мы идем, мы сильны и бодры...
Замерзшие пальцы ломают спички,
От которых зажгутся костры.
Ты провожал меня в лицей, а затем шёл в универ и по вечерам на работу. Бывали дни, когда ты просто встречал меня у ворот училища, забирая рюкзак и приглашая пропустить по пивку. И я не знал, что сказать одноклассникам. Как, объяснить им, что тут, чёрт возьми твориться. Я сказал, что мы дружим, но это была странная дружба....
Знаки огня и воды, взгляды богов.
И вот мы делаем шаг на недостроенный мост,
Мы поверили звездам,
И каждый кричит: 'Я готов!'
