Звонки. Звонки. Звонки.
А потом глухие удары и раздался треск. Как в кино. Удар ноги и дверь вышибают из коробки вместе с косяком. Какой же силой надо обладать, что бы сломать двойную дверь? Комната в которой я находился располагалась как раз напротив коридора, и я мог видеть, как это происходит. Сам процесс не мог, но когда во все стороны полетели щепки, а затем просто внутрь начали с грохотом валиться двери.
Саня не вызвал милицию. Хотя наверное стоило вызвать. Они ввалились впятером, решив что справятся сами. Мрачные такие, страшные, с кастетами на руках.
И мне стало так хорошо бля. Как будто это не Саня изуродовал мою жизнь.
И я блядь, как персонаж Алисы, выдохнул бля.
- Ребята, как хорошо, что вы пришли.
И начал смеяться, потому что это было смешно. Осталось только добавить,
На тот момент я был слишком обдолбан, что бы оценить чётко что происходило дальше. Моего просветлённого сознания хватило буквально на телефонный звонок Сани. А потом просто фрагменты. Страшные белые лица, лицо Зидана искажённое содроганием, ужасом, жалостью, брезгливостью. Ну да, в моё очко растраханное ведро могло запросто войти я так подозреваю. Чудовищный, жуткий, идущий из недр человеческой души мат. Трясущийся Саня хрипло воет как по покойнику, а пересравшийся Родригес орёт срывающимся визгливым голосом.
- Скорую бля. Вызовите скорую, кто нибудь.
Он хватается за трубу. И я понимаю Что скорую не надо. Кажется я это успеваю ему сказать. Я не знаю, как меня сняли с этого дивана. Если честно я даже не помню как меня спасали. Что парни объяснили соседям, как удалось избежать приезда милиции, а точнее унести меня оттуда настолько оперативно, что когда милиция приехала на полу остались только лужи крови, а у гражданина Белова. Да уж такая вот у Вольха была фамилия, возникли проблемы гораздо более серьёзные чем насущная необходимость ежеминутного траха со мной.
Я очнулся уже в больнице. В частной клинике. Окутанный капельницами как проводами, с маской на лице, как будто я там дуба двинуть собирался и меня пришлось откачивать.
Саня спал лицом на моём одеяле, положив руки на подбородок. Не знаю, сколько я был в отключке, но точно могу сказать, что он никуда не уходил. Потом оказалось, что сценарий моего спасения был несколько иным, потому что в тот момент, когда меня выносили, из квартиры, по лестнице взлетал Вольх.
А дальше было жутко. Но я этого не видел. Потом мне рассказал Зидан. Вольх быстро сообразив, чем всё обернулось ринулся вниз, но Саня не дал. Нагнав в прыжке вбил ногой лицом в стену. А дальше приказал уносить меня. Если бы Зидан не остался, Саня бы Вольха убил. Когда приехала милиция вся лестничная площадка была залита кровью. Саню повезли в отделение, Вольха в больницу. Саню выпустили под залог. Дальше за дело взялись адвокаты отца. Вопрос стоял на повестке серьёзный. Как быть и что с этим делать. Я мог реально посадить Вольха. Впрочем мы ещё вернёмся к этому.
Когда я очнулся больной. Но живой. Саня плакал. Целовал, обнимал, плакал. Целовал руки.
А мне на самом деле уже было всё равно. Я очень боялся, что Саня тоже будет меня насиловать. Ну теперь когда он меня спас...
Я сказал, что если он ко мне прикоснётся, я себя убью.
А в глазах Сани плескался шок, ужас, боль.
А мне было хорошо. Вот такая вот тварь я очевидно. Мне было хорошо от того, что ему больно, и если бы ещё рядом поставить Вольха, я бы наверное взял в тот момент паяльник раскалённый и по очереди бы запихал обоим им в задницу, слушал бы как они орут от боли и ужаса и наслаждался бы наверное каждым звуком. Хотя вру сам себе очевидно. Просто такое в тот момент было состояние. Он меня спас, вытащил из такого дерьма, что дальше казалось бы просто некуда, а я его ненавидел. Ненавидел за то, что он сделал со мной, ненавидел его, ненавидел Вольха. Но Вольха не было, и поэтому всю свою боль, я вымещал на Сане, потому что в какой то момент их образы у меня просто слились перед глазами, а я всё говорил и говорил. Плевался ядом, пытаясь сорвать с себя капельницу.
Саня вылетел слепо натыкаясь на дверь, закрыв лицо. От стыда наверное. А я ему в спину орал про паяльник. И ржал как полный уёбок и дебил. Даже пытался швырнуть в него чем нибудь. Так бы и ржал, если бы не Сергей Александрович. Мужик вошёл в палату когда Саня вылетал и видимо увидел он Санино выражение, потому что подошёл и ебанул мне так со всего размаха.
Уж не помню, что он там мне орал, рассказывая про то какой крестничек у него святой великомученик бля, и какое я пидор гнойный и гандон ногтя его не стоящий, имею право выёбываться.
Но я очень художественно так крёстного просветил, про всю деятельность его замечательного, зашибись какого пизданутого крестничка. Срались мы бодро так, громко и красочно. Кажется крыша и меня двиганула чутка. Потому что Саныч съебался оперативно, а потом вернулся с другом санитаром и в жопешник мне всадили больнейший укол, который меня вырубил, от которого нога отнялась аж по поясницу, и меня отключило.
Из больницы я ушёл на следующий день. Меня никто не остановил. Оказалось клиника предусмотрена не для лежачих больных, а я видимо занял единственную существующую в ней палату став единственным пациентом.
Помню, что девушка из регистратуры распахнула рот, принялась набирать телефонный номер, попыталась остановить кажется. Не помню смутно всё происходило.
Не помню, что я ей сказал, как выбрался на улицу, спускаясь по ступенькам. Всё воспринималось урывками и просветами. Состояние когда ты вроде сильно пьян, и у тебя работает автопилот. Но на улице на свежем воздухе мне стало легче. И остро запомнилась картинка, цветущая зелёная листва, прямо перед выходом из клиники. И запах клейкого сока. Кажется до лета осталось совсем немого времени. Я шёл домой в пижаме и белом халате. И тапочках, на босу ногу, всё что мне удалось найти, и я даже не помню, как сообразил спиздить больничный халат.
Потом помню надпись на стене в родном подъезде, загаженный лифт, забинтованную руку, тянущуюся к кнопке звонка, пока я не вспомнил, что звонок не работает и начал слабо стучать, почти царапаться. И отчим открыл дверь, это обозначало, что родители дома. Я ещё никогда так не радовался, тому, что мне открыли дверь. Тупое человеческое тело, хотело лечь, и ему было неважно всё остальное. Кажется отчим пытался наехать на меня с порога, но очевидно разглядев, и сообразив пьяными мозгами, отшатнулся назад.
Потом начал орать, что я сам виноват во всём, что довёл бля себя до такой жизни.
Не знаю, я в зеркало на себя не смотрел, так что видеть, чем я там себя довёл я не мог. Просто приполз кое как до койки, лёг, свернулся калачиком и больше уже не вставал. А потом очевидно у меня началась ломка. Хотя в клинике по словам Сани кровушку мне почистили на раз два. И не только её очевидно. Но кажется мой организм, даже накачанный лекарствами, обезболивающими и спасённый так сказать самыми современными препаратами повёл себя сцуко неадекватно, выдав психосоматику.
К счастью большую часть времени я провёл в отключке.
Смысл описывать симптомы ломки, когда бросает то в жар то в холод, то ещё хуй знает куда, во всём теле острая боль, ну примерно как при гриппе с температурой сорок, только хуже. Спасало то, что я отключался почти постоянно. Выныривал, умирал от острого холода и жажды и тошноты, дрожал, кутался во всё до чего мог дотянуться, стащил все тряпки что нашёл, как хомяк в норку, и вныривал вновь, в муть, темноту и тошноту.
В какой то момент, очередного просвета, я дополз до двери, и открыл замок в своей комнате. Потом заполз обратно. И снова отключился. Если честно испугался что умру. Я решил, если буду умирать, позову мать или отчима. Ну что б скорую вызвали. Ну или попрощаться бля. Сказать, что наверное прощаю, не злюсь, что бы не поминали что ли там плохо. Что обычно в такие моменты говорят? Было ли мне себя жалко? Нет. Мне было никак. Я почему - то думал, что не хочется никому доставлять неудобств. Что им деньги ведь придётся на похороны где - то искать, если сдохну нечаянно. И что мать убиваться будет, а может и к лучшему это всё. Ей больше не придётся себя ни в чём винить. А она ведь винит, вот только
