Тропинка действительно имелась, и довольно широкая. Мадам Посси не пошла вниз вместе с мадемуазель де Греар и виконтом, но встала так, чтобы все время видеть их. Сезар спускался первым, протягивая Сабрине руку, на которую та могла бы опереться, если споткнется или потеряет равновесие. Впрочем, особо опасным спуск не выглядел. Сюда явно часто водили гостей. В особенно крутых местах в скале были выбиты широкие ступени.
– То, что в моду вновь вошли кринолины, – сказала мадемуазель де Греар, слегка задыхаясь, – мешает прогулкам по берегу.
– И увеличивает расстояние между влюбленными.
– О! Я не думала об этом.
– А мне приходилось.
– Ваша невеста, – спросила Сабрина, помолчав, – какая она?
– Прелестная дама. У нас много общего… Вот мы и пришли.
Сезар ступил на пляж, усыпанный мелкими камнями, и помог мадемуазель де Греар сойти с последней ступеньки. Внизу ветра не было и стояла сонная тишина; море сегодня оказалось гладкое, как стекло, и такое же прозрачное. В изумрудной воде сновали рыбки, блики бежали по каменному дну. Скалы в рыжих подпалинах – там, где ломался камень или же струились тонкие, невидимые глазу ручейки, – вздымались футов на пятьдесят, лежали пластами, щетинились острыми зубьями, распахивали пасти пещер – по большей части, затопленных. Если ночью корабль налетит на подобный камень, можно собирать команду со дна, и никакие сирены не понадобятся, достаточно беспечности рулевого.
Тут ничего не росло, только сосны на вершинах скал. Неподалеку от тропы клинком вдавалась в бухту длинная каменная гряда, оканчивавшаяся деревянным причалом; к нему была привязана лодка.
– Любите морские прогулки? – осведомился Сезар.
– Иногда. Мишель умеет грести, и отец умел. Хотите посмотреть на лодку?
– Отчего бы нет. Мне любопытно.
Они медленно пошли по гряде, оказавшейся достаточно удобной для этого – то ли в силу лености природы, не позаботившейся уснастить данный участок берега известняковыми зубами, то ли оттого, что здесь кто-то потрудился, расчищая путь. Лодка покачивалась на легких волнах. Она была без мачты, довольно старая и обшарпанная, весла лежали на дне, в скопившейся воде, на поверхности которой остро поблескивало отражение солнца. На борту лодки виднелось выведенное белой краской название: «Маргарита».
– Вы давно ею пользовались? – спросил виконт.
– Я и не вспомню когда. Мы совсем забыли о ней. Когда папа заболел, стало не до прогулок. – Сабрина смотрела на лодку ласково, как смотрят на старую лошадь или собаку. – Маргарита – так звали мою мать. Если бы у нас был корабль, отец назвал бы его в ее честь. Он очень любил маму.
– Не боитесь, что лодку кто-то украдет?
– Кто? Здесь никого не бывает, кроме нас. Рыбацкие баркасы – видите, вон они, в море? – ходят на ловлю дальше, а сюда не заплывают. Да и маловата эта лодка для полноценной рыбной ловли… – Приложив ладонь козырьком ко лбу, мадемуазель де Греар вглядывалась в ослепительную бирюзовую даль.
– Сюда можно прийти по берегу.
– Здесь редко появляются чужие. Несмотря на близость Марселя, мы живем уединенно.
– Да, вы говорили. – Виконт присел на корточки, посмотрел на лодку и снова выпрямился. – Не буду предлагать прокатить вас, потому что покоритель морей из меня никудышный. Чего доброго, врежемся в скалу, и хотя таким образом все проблемы сразу решатся, я не считаю это приемлемым выходом. Нам пора возвращаться, мадемуазель де Греар, нотариус скоро прибудет.
– Зовите меня Сабриной, прошу вас, – тихо произнесла девушка. – Все-таки вы мой дальний родственник, и вся эта история… – Она запнулась и умолкла, не в силах подобрать нужные слова.
– Понимаю, – кивнул виконт, – и вы зовите меня Сезаром. Все-таки вы моя дальняя родственница, и вся эта история…
Желаемый эффект был достигнут: она рассмеялась.
– Вы забавный. Я немного завидую вашей невесте. Мне-то никогда ею не стать.
– А вы хотели бы?
– Я не знаю. – Она отвернулась. – Смотрите, чайки гнездятся на скалах! Видели ли вы что-либо прекраснее?..
Уходя, виконт бросил последний взгляд на лодку. Сабрина утверждает, что морские прогулки прекратились много недель назад, однако Сезар готов был поставить на спор свой лучший цилиндр: лодкой совсем недавно пользовались.
Мэтр Шампель оказался мужчиной лет сорока, весьма представительного вида, с широким лицом, на котором возвышался, словно гора, внушительный нос, тщательно подстриженными бакенбардами и красивыми зелеными глазами. Его респектабельный костюм, прическа и походка – все должно было располагать к нему, вызывать у потенциальных клиентов уважение и доверие. Сезар, усевшийся в кресле, приглянувшемся ему еще вчера, признал, что мэтр производит определенное впечатление.
Мишель предложил сначала встретиться с нотариусом в рабочем кабинете отца, однако там утром оказалось слишком жарко, и потому все разместились в главной гостиной. Подали легкие закуски и лимонад; зевающий Арман де Лёба, чье присутствие никого особо не беспокоило, ел уже третье пирожное и, похоже, чувствовал себя превосходно. Сабрина и Мишель сидели на диване рядышком, словно две куклы, сделанные одним мастером и выставленные на всеобщее обозрение; нотариус устроился напротив виконта и разложил бумаги на придвинутом к креслу низком столике.
– Ваша светлость, – обратился мэтр к Сезару, – простите за задержку. Ваш визит оказался для всех нас полной неожиданностью, и я сожалею, что не смог прибыть для разговора с вами вчера.
– Я наслаждаюсь обществом своих родственников, – нетерпеливо отмахнулся виконт. – Не тяните, мэтр, приступайте к делу. Я хочу услышать собственными ушами, что написано в этой проклятой бумаге.
– Хорошо. – Нотариус взял несколько скрепленных листов, прочистил горло, водрузил на нос очки в тонкой проволочной оправе и принялся читать: – «Я, Гийом Жюльен Луи де Греар, находясь в здравом уме и твердой памяти, действуя добровольно, в присутствии двух свидетелей, объявляю волю на случай моей смерти. Все принадлежащее мне имущество… гм… тут перечисление, его пропустим… я завещаю своим детям, то есть моему сыну и наследнику Мишелю Николя Луи де Греару и моей дочери Сабрине Мари Амбре де Греар, при соблюдении следующих условий.
Моя дочь, Сабрина Мари Амбре де Греар, в течение полугода с даты моей смерти должна сочетаться законным браком с Сезаром Мишелем Бретинье, виконтом де Моро, проживающим ныне в Париже, улица Вожирар, 76. По имеющимся у меня сведениям, виконт де Моро в данный момент не связан брачными узами, а значит, может вступить в брак с моей дочерью. Однако если к тому моменту, как виконт де Моро будет поставлен в известность об условиях этого завещания, он вступит в брак с другой женщиной, надлежит выполнить следующие условия. Сезар Мишель Бретинье, виконт де Моро, должен дать письменный отказ от всех обязательств в присутствии моих детей, двух свидетелей и нотариуса, который заверит составленный документ. Так же надлежит поступить, если виконт де Моро не согласится сочетаться браком с моей дочерью.
Если виконт будет уже женат или откажется выполнить условия данного завещания, что будет соответствующим и указанным выше образом заверено, вступают в силу следующие условия. Все мое имущество… тут опять перечисление… кроме родового поместья Мьель-де-Брюйер, что близ Марселя, я завещаю на благотворительные цели, и распоряжаться им в равных долях станут перечисленные ниже…»
Нотариус прервал чтение и взглянул на молча слушавшего виконта поверх очков.
– Далее указаны благотворительные союзы, которым Гийом де Греар жертвовал большие суммы и ранее, и их распорядители: святой отец Артюр Кальм, мадам де Жоли и господин Адриен Бланшар. Состояние делится между ними в равных долях и должно быть направлено исключительно на благотворительные цели.
– Как же! – буркнул Арман. – И предполагалось, что они не запустят туда руки?
– Господин де Лёба, прошу вас, помолчите, – одернул его нотариус. – Вы в завещании не указаны.
