– благодаря лично пережитому опыту – уверенные в своей правоте. Но, тем не менее, он не думал сдаваться.
- Вы мне еще про воздушные мытарства расскажите! - усмехнулся он, вспоминая свой утренний разговор в автобусе.
Но ученый собеседник не принял его иронии. Наоборот, впервые, сколько он с ним общался, упрекнул его:
- Напрасно вы с такой беспечностью говорите о них. Поверьте, там нам уже будет не до улыбок!
- Но почему вы так говорите? На каком основании? – воскликнул Василий Иванович. - Вы что – действительно верите всерьез, что после смерти нас ждет коридор с комнатами, где сидят судьи и палачи?
- Насчет коридора не знаю… - покачал головой ученый. - В переводе на современные понятия, это, наверное, скорее, что-то наподобие таможни, где будет проверяться весь набранный за жизнь багаж, с которым мы направимся в Царство Небесное. Там ничего уже нельзя будет декларировать или припрятать! Хорошо, если у нас найдут одни добродетели. Ну, а если это будут одни нераскаянные грехи?
Василий Иванович слегка растерянно посмотрел на собеседника, которому трудно было не верить, и осторожно спросил:
- Вы знаете, пока все это так бездоказательно… А у вас первоисточника по этому вопросу нет?
- Есть и первоисточник! Небольшая, но весьма душеполезная книжечка о прохождении этих мытарств блаженной Феодорой. Сейчас я дам вам ее почитать на время!
Старичок-искусствовед подошел к книжной полке, на которой, судя по надписям на корешках, стояли церковные книги, и виновато развел руками:
- Ах, досада! Уже отдал! Но ничего – попрошу вернуть. Или найду новую у знакомого букиниста. Последнее, по опыту, будет гораздо проще! – пообещал искусствовед и стал доставать с полки толстые книги, приговаривая:
- Вот вам обещанные мною толкования святых отцов на Евангелия. Вот тоже дореволюционное, разумеется, издание о посмертных чудесах и явлении уже умерших людей. Все они засвидетельствованы учеными, врачами и просто благочестивыми людьми, которые лучше умрут, чем солгут. Это к вашему замечанию, что оттуда никто не возвращался. Вот – переписанная от руки копия одного отчета академика Александра Ивановича Белецкого, которого я знал лично, в ЦК компартии Украины. Надеюсь, она раз и навсегда отобьет у вас желание читать все наши антирелигиозные книги и, тем паче, ссылаться на них![7] Даю вам ее с просьбой никому не показывать. А то мы оба можем оказаться в местах не столь отдаленных или одной палате психиатрической больницы. А это – книга, которую изучали наши предки с самого детства. Сегодня ее полезно изучать в любом возрасте!
- «Закон Божий»? - переспросил Василий Иванович, беря объемную книгу в красивом твердом переплете, и, по привычке, пролистал ее. В ней было множество черно-белых иллюстраций. Одна из них привлекла его внимание. Он перелистал несколько страниц назад, снова нашел ее и увидел, что не ошибся при беглом прочтении текста под рисунком монеты.
Это был денарий кесаря. Только почему-то вместо Тиберия на нем был изображен император Октавиан Август. Причем, совсем еще молодой.
«Странно! Ведь Август жил раньше Тиберия, за несколько десятилетий до предполагаемого распятия Христа, и вероятности, что денарием кесаря была монета последнего – намного больше!» – удивился он и рассказал о своем недоумении ученому:
- Может, тогда еще не знали точно, каким именно мог быть денарий кесаря?
- Вряд ли! – с сомнением покачал головой тот. – Я доверяю этой книге гораздо больше, чем всем измышлениям нынешних ученых, вместе взятых! Знаете, как сказал однажды святитель Филарет? Великого, между прочим, ума митрополит, возглавлявший нашу Церковь в первой половине прошлого века! Он даже с Пушкиным имел, можно сказать, равноценную стихотворную переписку. Это ему посвящены знаменитые строки: «И внемлет арфе Серафима В священном ужасе поэт»! Между прочим, первоначально вместо слова Серафима стояло: «Филарета!» И вся строфа, что мало кто теперь знает, звучала так:
Твоим огнем душа согрета.
Отвергла мрак земных сует.
И внемлет арфе Филарета
В
