не узнавая, жила только тем днем, когда выкупит Эвбулида, а затем, уже с его помощью — и дочерей…
«Только разве теперь их найдешь? Тех перекупщиков давно уже и след простыл!» – закончил свой грустный рассказ Демофонт, и его жена, утирая слезы, вздохнула: «Хорошо ты хоть вернулся!»
«Да, да! – поспешил согласиться Эвбулид. – И теперь я сделаю все, чтобы Гедита опять стала прежней!»
На следующий день он не разрешил Гедите идти на агору и показал сложенные на столе пирамидками монеты, которые дали ему Диокл с Аспионом.
- Вот, смотри!
- Что это? – недоуменно взглянула на него жена.
- Выкуп!
- Чей?
- Мой! То есть… Эвбулида!
- А… Филе и Клесе?
- Хватит и им! – утаивая вздох, пообещал Эвбулид.
Гедита, совсем как в дни их счастливой молодости, радостно всплеснула руками, затем разом, узнавая мужа, прошептала:
- Эвбулид!..
И обмякла в его объятьях.
Сердце ее не выдержало еще одной тяжести, пусть она и была долгожданным счастьем…
Похоронив Гедиту, Эвбулид слег в сильнейшей горячке.
Вызванный соседями лекарь, несмотря на то, что ему было обещано щедрое вознаграждение, только беспомощно развел руками и сказал, что, в конце концов, в споре между Асклепием и Аидом, всегда побеждает Аид.
Услышав это, собравшийся уже было умирать вслед за женой, Эвбулид вдруг ужаснулся.
Он уже был раз под землей, в Пергаме, добывая серебряную руду, из горсти которой, может, была изготовлена эта монета! И не хотел еще раз идти туда, тем более, теперь уже навечно! Из земного аида еще можно было еще сбежать, хотя бы попав под обвал или другим способом уйдя из жизни. А от этого уже не было никакого спасения!
Однажды появившись, эта мысль не давала ему больше покоя. Она заняла весь ум, оттесняя куда-то жар, боль, слабость и даже подняла его с одра смертельной болезни.
«Как же так? – недоумевал он. – Всю жизнь я старался жить по совести. Однажды принес ей в жертву даже свободу и, как оказалось, всех самых дорогих мне на свете людей! А что в итоге? Так же, как и Луция, Публий, Филагра меня ждет мрачный, серый аид? Разве это справедливо?.. Конечно, за все свои злодеяния они теперь будут мучаться там. Но уже сам аид, вечное пребывание в нем – разве это не мука?.. Зачем же я тогда мучался, страдал, терпел? Зачем тогда вообще жил?..»
Едва выздоровев, он бросился в поисках ответа на этот вопрос.
Был у философов, встречался с архонтами, беседовал с самыми мудрыми людьми Афин и путешественниками из ученой Александрии.
И нигде не находил на него ответа.
«Где же она - правда? – все чаще уходя за город и садясь на облюбованную им скалу, порою сутками напролет размышлял он. – Куда смотрят боги? А впрочем, они всё пьют, едят, на своем Олимпе, мстят, воюют, творят зачастую такое, из-за чего даже детям стыдно рассказывать некоторые истории о них! Да и до человека ли им вообще за своими делами? О, боги… то есть я не знаю теперь к кому и взывать… У кого же искать тогда защиты и справедливости?»
А может быть, правы, были те иудеи, которых он видел в рабстве – многих их сделал рабами сирийский царь Антиох VII, захватив Иерусалим. Все они, как один, утверждали, что придет Бог Спаситель, который выведет души из аида и победит смерть. Помнится, он не поверил им тогда, даже смеялся: как это может помочь один Бог, когда десятки, сотни олимпийских богов не в силах изменить существующий для людей порядок?
Зря посмеялся. Они ведь тогда называли срок, когда Он придет. А он даже не спросил, когда.
Была потом и другая крайность…
