— Тебя велел привести сюда не Фульвий Флакк... — шепотом начал он.
— А кто же? Кто?
Ликтор испуганно выпрямился и замолчал.
Пропорций проследовал за его подобострастным взглядом и увидел входящего в храм Сципиона Эмилиана.
«О боги! Сам Сципион... — узнал он прославленного полководца. — Но ведь у меня не было с ним никаких дел! На ячмень ему наплевать — консулы вечно грызутся между собой и завидуют друг другу — ему даже выгодно, что голодные кони не так быстро понесут Фульвия к славе. Или ему донесли, что мои обвинения против Авла Секунда, которому я был должен сто тысяч, — лжесвидетельство?! Но это уже не изгнание, а Тарпейская скала! Эх, и почему я тогда не пожалел его? Ведь хотел же, хотел!..»
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове побледневшего Луция. Он уже видел перед собой отвесный утес на берегу Тибра, с которого сбрасывают государственных преступников, как вдруг следом за консулом в храм вошел городской претор.
Эмилиан подошел к ожившему при его виде Луцию и сказал, оглядываясь на претора:
— Похож! Они что — близнецы?
— Рождены в одночасье! — воскликнул претор.
Лицо Эмилиана смягчила довольная улыбка.
— Близнецы — счастливая примета! — веско сказал он.— Не будь Ромула с Рэмом, не было бы и Рима! Сами боги дают нам знак своей благосклонности.
Луций понял, что его привели сюда вовсе не для того, чтобы сбрасывать с Тарпейской скалы или изгнать из Рима. Склонившись перед консулом, он елейно произнес:
— Ты — достойный сын Эмилия Павла!
Претор из-за спины консула сделал предостерегающий знак, но Луция уже ничто не могло остановить.
— Весь Рим знает, что он тоже свято верил в приметы! — зачастил он. — Когда перед войной с македонским царем Персеем дочь встретила его криком: «Папа, Персея больше нет!»— имея в виду издохшую собачку, по кличке Перс, твой отец так обрадовался, что, не мешкая, повел войска в бой и одержал решительную побе...
Луций поднял глаза на консула и осекся.
Лицо Эмилиана было багровым.
Проклятье! Как он мог забыть то, о чем знает весь Рим: Сципион Эмилиан не выносит, когда при нем говорят о его родном отце, потому что в юности предал его, перейдя в более славную семью Сципионов. И его бедный отец Эмилий Павел умер от тоски в полном одиночестве...
Но Луций не был бы Луцием, если бы не нашел выхода из этого щекотливого положения.
— Но еще больше ты достоин славы своего великого деда, Сципиона Африканского! — повысил он голос и с облегчением увидел, как разглаживаются морщины на лбу консула. — Всему миру известно, что свои поступки он объяснял прямыми советами богов! И мне вовсе не кажется нелепым слух,— на всякий случай прибавил от себя Луций, — будто его отцом был сам Юпитер в облике исполинского змея!
— Ну-ну, так уж и Юпитер! — засмеялся повеселевший Эмилиан и с одобрением оглядел Луция: — А ты понравился мне, Гней Лициний, хотя и бросил тень на мою бабку!
— Но я не Лициний! — улыбнулся в ответ Пропорций. — Меня зовут...
— Прощай, Гней! — перебил его консул и, глядя на обескураженное лицо Луция, доверительно добавил: — Через несколько часов мне уезжать на войну, а сегодня — Луперкалии1, надо бы и богам, по традиции, воздать почет и немного развлечься перед работой, а?
— Да-да, конечно...
Луций почтительно проводил взглядом Эмилиана до самого выхода и поднял на претора удивленные глаза:
— Он назвал меня Гнеем Лицинием... Что бы это могло значить?..
— Это значит, что ты счастливый человек, Гней, раз тебя заметил такой человек!
— Но я — Пропорций! — воскликнул окончательно сбитый с толку Луций. — Луций Пропорций! Или ты... забыл меня?
— Я помню!
Претор жестом приказал ликторам удалиться.
— Я прекрасно помню, — продолжил он, оставшись наедине с Луцием, — о той
