— И погонял же он нас тогда на учениях! Я едва волочил после них ноги! — пожаловался Эвбулид.
— Без тех учений пунов нам было не одолеть! — строго заметил Квинт. — И без порядка, что навел Сципион, тоже.
— А помнишь, как ночью, без единого шороха, мы полезли на высокую стену крепости?
— Как не помнить! Нас вел тогда за собой сам Тиберий Гракх. Но знаешь, меня давно интересует один вопрос: я вызвался на эту рискованную вылазку потому, что нужно было как-то заглаживать вину перед консулом. И потом, в случае успеха, меня ждал дубовый венок за храбрость и слава. А вот что ты, эллин, забыл на той стене?
— Не знаю!.. — пожал плечами Эвбулид. — Ваш Тиберий, вызывая добровольцев, так горячо говорил по-эллински перед нашим отрядом, что ноги сами вынесли меня к нему!
— Это могло плохо кончиться для тебя! — заметил Квинт.— Особенно после того, как часовые заметили нас и подняли шум...
— ... и мы пошли небольшой горсткой на открытый штурм! — подхватил Эвбулид.
— Честно скажу тебе, такого я больше не видел ни в одном бою! Туловища без голов, головы без туловищ... ошпаренные горящей смолой рожи со сваренными глазами! А сверху — копья, пики, стрелы, раскаленный мелкий песок, который продирает до самых костей!.. Не хотел бы я, — передернул плечами римлянин, — чтобы такое приснилось мне, не то что увиделось бы еще!
Он сам, не дожидаясь повара, наполнил до краев свой кубок и выпил его единым залпом. Заново переживая ту страшную ночь, Эвбулид последовал его примеру.
— Мало кому из счастливчиков удалось увидеть вершину стены! — вздохнул он.
Квинт стукнул дном кубка по столику:
— Но мы-то с тобой увидели! И отвоевали у проклятых пунов башню! А все — Тиберий!
— Да, он первый, подавая пример, перешел по перекинутой доске над пропастью... Как было отставать от этого совсем еще юноши?
— Выпьем за него, дружище!
— За Тиберия Гракха! — охотно поднял кружку захмелевший Эвбулид.
— За Сципиона Эмилиана!
— За Сципиона!
— За...
— ... тебя, Квинт! — воскликнул, перебивая гостя, Эвбулид.
— Спасибо, дружище.
— Судя по твоим дорогим одеждам — ты скоро выбьешься в сенаторы? Знал ли я, спасая на карфагенской стене простого центуриона, что дарю Риму его будущего сенатора?
— Увы! — вздохнул Квинт. — Я только лишь всадник, хотя, поверь, это немалая и уважаемая должность по нынешним временам. После войны с Коринфом я накопил четыреста тысяч сестерциев, необходимых для того, чтобы попасть в это второе сословие Рима, и теперь вот, — приподнял он край тоги, показывая узкую пурпурную полоску на тунике. — Эта полоса, да еще право носить на пальце золотое кольцо. А в сенат мне не пробиться. Эта должность предназначена с пеленок только самым знатным — таким, как Сципион или Гракх. Отец старается провести на высшую должность сына, дядя — племянника, дед — внука, брат — брата. Что им какой-то Квинт Пропорций?
— Не какой-то, а самый благородный и храбрый квирит! — ревниво поправил Эвбулид. — И если ты мне возразишь, то я... убью тебя!
— Эх, дружище! Даже трижды благородному и храброму всаднику доступ в сенат закрыт уже потому, что мы, всадники, занимаемся ростовщичеством и ведем крупную торговлю. А это ка-те-го-ри-чес-ки запрещено отцам-сенаторам! Так что лишь какое-то чудо, величайшая заслуга перед отечеством может помочь мне пробиться в сенат и заслужить право оставить потомкам свое почетное восковое изображение...
— И это чудо произойдет! — воскликнул Эвбулид. — Я прошу об этом гору и землю!
— Да будут твои слова услышаны всеми небесными и подземными богами!
— Я пью за твою новую тунику с широкой пурпурной полосой!
— А я за процветание твоей мельницы! Кстати, надеюсь, она уже работает?
— Еще как, Квинт! Армен говорит, что мука выходит из-под жерновов легче пуха! А все ты, Квинт. Все благодаря тебе!
— Какие могут быть счеты между старыми друзьями! — упрекнул Эвбулида
