укреплений, заново обучить солдат военному делу, навести порядок и мечом или голодом заставить эту крепость сдаться на милость победителя. А наша милость будет обычной: город разрушить, остатки населения продать в рабство!
— Иначе нельзя! — кивнул претор. — И так уже Рим становится похожим на тунику3 жалкого раба! Не успеваем залатать одну дыру, как тут же появляется другая. Не Нуманция — так Сицилия, не Македония — так Греция! Успокоим Сирию — поднимется Египет, утихомирим Египет — снова поднимет голову Сирия!
— Боги совсем забыли, что жертвоприношения Рима были всегда самыми щедрыми и желанными им! — нахмурился Эмилиан.
— Боги помнят об этом! — торопливо возразил претор, с суеверной опаской косясь в сторону статуй. — И потому Египет и Сирия больше не опасны нам! Антиох Сидет, базилевс сирийский, правда, разрушил без нашего ведома Иерусалим, но дальше этого не пошел. А Птолемей Фискон не знает, как ему разделить трон со своими единокровными женами!1 До других ли ему границ, когда самого вот-вот выгонит из страны Клеопатра Старшая?
— Выгонит — заставим принять! И на троне и, если потребуется, на ложе! Этот оплывший жиром любитель наслаждений полезнее нам, чем деятельный правитель. Страшнее то, что скоро и Риму будет не до других границ! — нахмурился Эмилиан. — А нам так нужны новые провинции. Вместо того, чтобы ехать под Нуманцию, с каким наслаждением я бы повел сейчас армию...
— В Иудею?
— Меня не интересуют развалины! Мои глаза пресыщены ими. Подождем, пока евреи отстроят Иерусалим и набьют его храмы золотой посудой!
—Тогда... в Парфию?
Консул вздохнул:
— Парфия пока нам не по зубам.
— Значит, Понт?
— Понтийское царство с его энергичным царем Митридатом нам выгоднее пока использовать как союзника. Пока, — повторил Эмилиан. — Но, клянусь Марсом, это уже горячее!
— Малая Азия!
— Жарко, совсем жарко!
— Пергам?!
— Попал иглою!2
Претор с изумлением посмотрел на консула:
— Но разве ты не знаешь, что у Пергама очень сильная армия? — спросил он. — И не менее сильный боевой флот...
— Именно поэтому я и отправляюсь сегодня не в Пергам, — нахмурился консул и испытующе оглядел претора. — А жаль! Это царство не дает мне спокойно спать так же, как Карфаген Катону!3 Кстати, ты бывал в Пергаме?
— Да.
— Давно?
— Еще юношей. Кажется, лет пятьдесят... Нет — пятьдесят пять тому назад.
— Значит, ты не знаешь Пергама.
— Но я много слышал о нем.
— Что именно? — оживился Эмилиан. — Говори!
— Благодаря предшественникам нынешнего Аттала из крошечной крепости он превратился в огромный город, славящийся алтарем Зевса и невероятной чистотой улиц.
— Так!
— Он присоединил к себе многие города и государства, и...
— И?
— Стал благороднее Афин.
— Так-так!
— Образованнее и культурнее Александрии Египетской.
— Говори!
— Сильнее Парфии.
— Говори, говори!
— Крупнее всех в Малой Азии!
