– Тебя притесняли за то, что ты полячка?
Катажина от таких вопросов смеялась взахлеб. Братья обижались.
– Ты уже целовался?
– Правда, что у вас девочки и мальчики учатся в разных школах?
– Сколько будет сто сорок два умножить на четырнадцать? Чур в уме!
– Да что я тебе, калькулятор, что ли? – удивился Михаль.
– Отвечай давай, – неожиданно встал на сторону сестры Анджей, и младший надолго удалился в угол, что-то шепча про себя. – А ты правда ведьма?
И хотя вопрос был не после выигрыша, Ката ответила:
– Правда.
– А голой при луне летаешь?
– Нет.
– А в мышь меня превратить можешь?
– Нет.
– А дьявола в зад целовала?
– Нет.
– Ну, значит, с тобой можно иметь дело, – сделал вывод Анджей. – Я подозревал, что отец врет.
– Тысяча девятьсот восемьдесят восемь! – выкрикнул из своего угла Михаль, закончив подсчет.
В конце концов братья-шляхтичи оказались веселыми и смешными, Катажине с ними было легко, и уезжала домой она с мыслью, что наверняка быстро соскучится по польским Биллевичам.
Рамник весь день делал с Ведей что-то непонятное, то ли обучая медвежонка танцевать, то ли показывая, как надо двигаться по системе тай-чи.
Ядвига, уже под вечер спустившись с помощью фамильяра вниз, постучалась к сторожу, познакомилась с ним и очаровала старика без всякого ведьмовства.
Вечером Ката решилась включить мобильник – нужно было договориться с Пашкой о встрече.
Тут же посыпались SMS-ки и сообщения о пропущенных вызовах – штук двести, наверное.
– Алло, – перезвонила Ката Пашке.
– Привет! Ну что там с луной?
– Проведу сеанс ровно в полночь, на спортплощадке за школой. Не боишься?
Пашка аж задохнулся от подобного предположения.
– Ну тогда в одиннадцать за школой. Долго ждать не буду.
Последнюю фразу она сказала, сцепив за спиной пальцы – Ката готова была ждать сколько угодно, но очень не хотела, чтобы собеседник понял и как-нибудь этим воспользовался.
– Долго и не придется, я буду вовремя.
Едва на небе проявилась луна, Катажина вышла на спортплощадку и начала плести туман. Легкая дымка на высоте тридцати метров. Потом, руководствуясь звездным атласом из комнатки за кафедрой, натыкала в туман точек-звезд и под конец нарисовала луну.
Ровно в одиннадцать пришел Пашка.
– Луна на небе, – скептически произнес он.
– Что, не можешь подождать всего час?
– А слабо сейчас убрать?
Ката посмотрела на одноклассника и, усмехнувшись, эффектно выгнула кисть. Луна, стертая заклинанием с полосы тумана над школьным стадионом, погасла.
– Ни черта себе, – вырвалось у Пашки. – Верни обратно.
Луна появилась снова.
– Убери.
Луна исчезла.
– Верни.
– Все, я устала. Нет больше вашей луны и никогда не будет, – капризно заявила ведьма.
– Вообще? – удивился Пашка. – Но так же нельзя. Приливы, отливы, лунные циклы, вся жизнь на земле завязана на луну.
– Мне надоело – убери, верни, опять убери. Почему я за просто так должна что-то делать? – Ката играла, чувствуя, что ее тон чем-то импонирует Пашке.
– Что ты хочешь за то, чтобы вернуть луну? – Он принял игру.
– Поцелуй меня, что ли? – с некоторым сомнением произнесла маленькая ведьма.
А через минуту лишенный поддержки волшебный туман, рекомендованный к применению лучшим ведьмоведом Ядвигой Биллевич, рассеялся.
Ката совсем про него забыла – потому что Пашка целовался хоть и неумело, но так искренне и вкусно, так по-настоящему, что из головы вылетело все.
– Ну хоть до сокровенного не дошли, и то ладно, – заявила через три часа растрепанной и жутко довольной ведьмочке баба Ядя. – Не слушай меня. Я просто завидую. Перед кем осталось извиниться?
– Сашка Трубный, директриса, химичка, классная – физичка. Антон из соседнего подъезда – он уехал в лагерь. Тимур из девятого «Б», Михаль и Анджей.
– Так, школьные телефоны я тебе найду, Антона тоже постараюсь достать. С Тимуром сама разбирайся, чувствую, там что-то нечисто. А потом поедем ко мне на хутор, пока твои молодые шляхтичи не разгромили там все и не загнали пана Йозефа в гроб. Иди ложись, а я поеду в гостиницу – не люблю спать на жестком.
Залезая на дерево, Ката здорово стукнулась головой о ветку. Но даже после этого она продолжала улыбаться.
Звонить директрисе не пришлось. Едва наступило утро, как в кабинет, где спала Катажина, вошел педсовет в полном составе.
– Я так и думала, – заявила сонной девочке директриса. – Ну, что будем делать? Оформим через милицию как хулиганство? Или попробуем лишить твоих отца и мать родительских прав?
– Какая же вы дура, – потянулась Ката. – Кстати, хочу извиниться. Перед вами – за то, что уменьшала вашу злобность на линейках, очень не люблю, когда вы ругаетесь. Перед Марией Сергеевной – за то, что внушала ей, что я правильно пишу контрольные по химии. На самом деле тогда я в химии не разбиралась. И перед Тамарой Сергеевной за то, что не позволила ей сделать меня старостой вместо Лены Нечаевой. А теперь я уйду, и вы ничего мне не сделаете, потому что мы переезжаем, и одиннадцатый класс я закончу в другой школе.
– Я тебя… – хрипло начала было директриса, но Катажина ее перебила:
– А зачем? Я переезжаю, а значит, навредить мне вы можете только по чистой злобе, и тогда окажется, что я была в вашем отношении права.
И она вышла, хлопнув за собой дверью.
Перед выходом утирал слезы старик-сторож. Ката почувствовала укол совести, подошла и тихо сказала:
– Простите меня за… Ну, просто простите.
Сашке Трубному она позвонила по телефону. С ходу рассказала ему, какой он придурок, и тут же извинилась за то, что сдерживала его придурошные порывы.
К Тимуру Ката пришла лично.
– Тимка, ты можешь меня просто простить? – спросила девушка, стесняясь объяснить.
– Ты по поводу денег? – сонно проговорил мальчишка. – У меня пока нет, завтра будут.
– Нет, мне плевать на деньги. Я просто хочу, чтобы ты меня извинил.
– Скажи хотя бы за что… – просыпаясь, заинтересовался Тимур.
И юная ведьма все ему рассказала. Как решила научиться целоваться, и что Тимка ей нравится – но не так, чтоб «ах!», и что она его заставила все забыть.
– Знаешь, не извиню, – неожиданно легко поверил парень. – Я же теперь в зеркало на себя без стыда смотреть не смогу. Если бы я мог, я бы тебя ударил. Но отец мне с детства ремнем вколотил: девчонок бить нельзя.