Я вспомнил свои последние погружения на флоте, замахал руками и открыл окошечко маски:
— Только осторожно, у меня неважные уши.
— Тут всего метров десять, — сказал Матевосян.
Отпустив борт, я повис в зеленоватой, наполненной солнечными пылинками воде и, задрав голову, стал рассматривать темный силуэт катера. Он покачивался, как дирижабль, поблескивал винт, подрагивала, свисая с борта, узкая металлическая лесенка.
Когда боль в ушах немного утихла, я попросил опустить меня ниже и очутился на дне. Передо мной лежала едва всхолмленным полем мелкая серая галька, туманилась сумеречная зеленоватая даль. Нигде ни куска железа…
С трудом отталкиваясь ногами, я сделал шаг, второй.
— Куда влево забрал? — раздался в наушниках жесткий дребезжащий голос.
Я повернул вправо. Из зеленоватой полутьмы выплыл светящийся, голубой от падающего на него света канат. Он спускался откуда-то сверху и бессильно падал на галечное дно. И тут я увидел оранжевый от легкой ржавчины якорь. Одна его лапа ушла в гальку, вторая торчит вверх… У меня дрогнуло сердце. Впрочем, что я? Ведь это якорь нашего катера!
Я обошел вокруг него.
— Ну вот, — сказал дребезжащий голос. — Теперь запутал шланг. Как тебя поднимать? Стой!
Я остановился.
— В обратную, в обратную иди. От якоря отлепись, — посоветовали мне.
Якорный канат и мой воздушный шланг шли вместе вверх и перекрещивались.
— Опять путаешь! — сказал телефон. — Стой уж… Или с якорем тебя вытянем?
— Не надо с якорем, — пробормотал я.
— Тогда жди!
Я стоял около якоря, дыша с натугой, — мне уже казалось, что канат и шланг перехлестнулись, что мне не хватает воздуха. Шумела, равномерно — подавая воздух, помпа. Томительно тянулись минуты.
Наконец надо мной появилось темное пятно. Оно увеличивалось. Стали видны ноги, зеленая рубаха, блеснул шлем.
Водолаз сел на дно, как парашютист, повернулся, подошел ко, мне и приблизил лицо. Через два стекла на меня смотрели глаза Матевосяна.
— Он передает, чтобы вы не шевелились! — произнес голос в наушниках.
Матевосян сделал рукой жест — все будет в порядке! — осторожно взял в руки мой шланг, затем медленно, толчками стал подниматься. Его подтаскивали, а он, перебирая руками, отделял шланг от каната.
Потом водолаз уменьшился, превратился в неясное пятно и исчез.
— Все в порядке. Поднимаем! — передали сверху.
Покачиваясь и болтая ногами, я начал отдаляться от грунта…
— Ну как? — спросил Аркадий, когда я откинул окошечко маски.
— Пока ничего. А ты хотел бы так наугад, сразу!
Катер дал ход и повернул к Изменному. Позади нас медленно отступала в океан двуглавая скала.
— Спрашивал я рыбаков. Говорят — точно, погиб пароход, — сказал Матевосян. — Только давно, никто ничего не знает. Редко сюда ходим — дно плохое, мелко и камни.
— А что, если нам залезть на скалу и оттуда осмотреть океан?
— Верно, Сергей.
— Нужен бинокль.
Матевосян кивнул:
— Можно и так. Рыбаки вас забросят. Они уйдут на лов, а вы смотрите. Потом снимут. Так, что ли?
— Так.
Мне не очень понравилось, что катер, оставив нас на острове, уйдет.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
На рассвете следующего дня мы приближались к Двум Братьям. Катер покачивало. Мотор работал вполсилы.
— Буду подходить, — сказал Григорьев. — А вы сразу прыгайте. Ветер в корму, развернуть может.
Мы с Аркадием перебрались на нос. На груди Аркадия болтался бинокль.
Наскочив на камни, катер задрал нос и остановился.
Мы с Аркадием прыгнули. Моя нога соскользнула с валуна, холодная вода хлынула в сапог.
Сзади затарахтел мотор. Я обернулся. Катер уже сползал в воду. Натужно звенел винт. Белый бурун метался между камнями.
— Пошел!
Нос катера с плеском опустился в воду, мотор заработал увереннее и тише, катер задним ходом отошел от острова.
Мы выбрались на галечный берег.
Остров представлял собой двуглавую скалу с белой галечной осыпкой. Между мелкими серыми камнями кое-где росли тонкие и жесткие ветки неизвестного мне кустарника.
Мы шли вокруг скалы, то утопая по щиколотку в гальке, то скользя подошвами по мокрым, покрытыми тонкой зеленой пленкой камням.
Лиловатые скелетики морских ежей, пустые и круглые, как детские черепа, лежали на берегу. Обломки раковин трещали под каблуком.
— Мда, — сказал Аркадий, задрав голову и рассматривая отвесные бока скал. — Надо было взять веревку.
Придерживая одной рукой на груди бинокль, Аркадий полез на скалу. Лезть было неудобно. Он остановился метрах в пяти надо мной, распластавшись на камне, как ящерица.
— Ну что?
Аркадий прокричал что-то непонятное.
— Подожди, я сейчас!
Осторожно ставя ноги в выбоины, я дотянулся до Аркадия и тронул его за штанину.
Стараясь не отдаляться от скалы, Аркадий снял с шеи бинокль и опустил его мне. Закинув бинокль за спину, я сполз. Следом спустился Аркадий.
— Мешал, — сказал он про бинокль. — Вообще я не там полез. Идем выберем удобное место.
После долгих поисков мы нашли хороший подъем. Поднялись сначала на вершину меньшей скалы, оттуда перешли на большую.
Под нами белой восьмеркой лежал галечный пляж. Тонкая стена — перемычка, по которой мы шли, соединяла скалы.
— А теперь давай внимательно смотреть…
Я взял у Аркадия бинокль. По ровной поверхности моря ветер гнал редкие морщины волн. Синее пятно Изменного дрожало на горизонте. Среди темно-синих движущихся полос кое-где вспыхивали буруны. Там были камни. Среди них могли скрываться обломки парохода.
— Ничего не вижу, — сказал Аркадий. — Одна вода!
— Нужно взять шлюпку и обойти все мели.
Аркадий вытащил из-за пазухи блокнот и шариковую ручку. Отметив на листке север и начертив в центре маленькую восьмерку, он стал рисовать приметные буруны.
— Если присмотреться, — сказал я, — то видны и камни. Они то обнажаются, то затапливаются. Надо просто внимательно наблюдать. Но их слишком много. Тут надо искать целый месяц.
