куртке, аккуратно записывая каждую его фразу.
— Восстановим еще раз последовательность ваших действий, — сказал инспектор. — Начните с момента отхода.
— Вышел я из бухты, — пробасил здоровяк. — Тут — он.
— Каким вы шли курсом?
Капитан вздохнул:
— Триста десять.
Белов взял со стола из стопки один журнал, полистав его, подтвердил:
— «Занзя»… Триста десять… — и внес запись в опросный лист.
— Десятый раз спрашиваете, — сказал капитан.
— Триста десять… — протянул Белов. — Дальше?.
— Тут — он.
— Кто он?
— «Тисс».
— Где вы находились в момент обнаружения?
— На мостике, где же.
— На мостике…
— Туман. Помощник доложил: «Судно!»
— Время?
— В журнале записано.
Белов опять листает журнал:
— Девять сорок три.
Капитан опять вздыхает:
— Значит, девять сорок три.
— Вот вам чистый лист. Будем восстанавливать прокладку.
Они выписывают из судового журнала доклады помощника и начинают прокладывать на бумаге пеленга и расстояния.
— Так! — соглашается наконец капитан.
— Хорошо. Теперь берем журнал «Тисса».
Они наносят на лист то, что записал второй капитан.
— Получается… — тянет Белов.
— Ерунда, — говорит капитан и багровеет. — Как же так: я его обнаружил справа, в стороне, а он меня — прямо по носу? А шли мордотык: я триста десять, он — сто тридцать два.
— Ерунда, — соглашается Белов. — Значит, или у одного из вас был неисправен радиолокатор, или — записи неверны.
— У него, у собаки, — говорит в сердцах капитан.
Белов берет со стола еще один журнал.
— Вот записи, которые вы вели с двенадцатого марта по двадцать седьмое августа. Это ваш журнал?
— Мой.
— Страница двадцать вторая. Три часа пятнадцать минут. Курс двадцать семь, скорость двенадцать узлов. Вот обсервованное место. Берите карту… Следующий момент. Четыре часа пять минут. Еще одна обсервация. Какое расстояние между ними?
Капитан раздвигает ножки циркуля и снимает с карты пройденный путь.
— Восемнадцать миль.
— А сколько вы могли пройти за пятьдесят минут при скорости двенадцать узлов?
Капитан, достает из кармана огрызок карандаша и начинает подсчитывать на уголке карты. Белов морщится и подвигает к капитанской руке остро отточенный карандаш.
— Без малого десять миль.
— Без какого малого?
— Ровно десять.
— Другое дело… Так как это могло быть?
Шея капитана из багровой становится черной.
— Сколько же вы прошли за пятьдесят минут — десять миль или восемнадцать?
Капитан молчит.
— Вот акт проверки радиолокационных станций. На обоих судах станции исправны. Вы говорите — неверны записи «Тисса». Почему я должен верить вашему журналу, а не его?.. Кстати, я проверил его журнал. Он велся правильно.
— Суд? — прямо спрашивает капитан.
Белов поднимает плечи:
— Вот этого я не знаю. Ущерб выплачен?
— Нет еще… Могу идти?
— Идите.
Капитан мнет в руках фуражку, кивает Белову и выходит, опрокинув по дороге стул.
Я выбираюсь из угла, откуда внимательно наблюдал процедуру расследования…
— Так что и верно — суд? — спросил я Белова, после того, как перед моими глазами дважды прошли капитаны. Они были очень похожи, водители «Тисса» и «Занаи», но, вероятно, только внешне, так как безукоризненная точность документов, представленных «Тиссом», убеждала в аккуратности его капитана.
— Может быть, обойдется одним арбитражем.
— Но ведь дело это как будто ясное? Коли записям журнала «Занаи» верить нельзя, остается принять истиной прокладку «Тисса». Тогда виновной оказывается «Заная».
— Выходит так. Да-а, если бы можно было восстановить прокладку!..
В голову мне пришла мысль.
— Михаил Никодимович, — сказал я, — в районе острова были в тот день еще суда?
— Скорее всего — да.
— На них, конечно, работали радиолокационные станции?
Белов кивнул. Я понимал, что предлагаю ему непосильный труд. Если собрать журналы всех судов, которые плавали тогда в районе столкновения, и выписать их радиолокационные наблюдения, то среди сотен безымянных отметок могут попасться и места «Занаи» и «Тисса»…
А если нет? Тогда весь каторжный труд пойдет насмарку.
Больше мы ничего не сказали друг другу.
Позвонили из рыбного порта и сообщили, что машина, выделенная в распоряжение инспектора, уже вышла.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
У машины, которую нам дали, на потрепанных, облепленных сухой грязью шинах висели цепи. Кузов был высоко и настороженно поднят.
Мы погрузили надувную лодку. Взревел мотор. Кузов угрожающе затрещал. Пыльная дорога понесла нас мимо однообразных деревянных бараков.
Мы проехали поселок, дорога кончилась. Перед нами начали прихотливо извиваться две разбитые коричневые колеи.
Впереди синел горный перевал.
— Я бы предпочел асфальт! — сказал Аркадий.
Едва он успел это сказать, одно колесо взобралось на обочину, второе нырнуло вниз, — Аркадий
