Как только он увидит ночь снаружи, он будет в этом уверен. Последняя толика сомнений исчезнет. Если бы ему только найти покой, найти способ прекратить боль, тогда это его удовлетворит.
Часами, или днями, или даже годами позднее тау очутился у корабельных врат. Чужеродная конечность царапала стены, когда он шел вдоль них, стучала зеленоватыми костяшками пальцев по треснутым овальным иллюминаторам. А сейчас Ла'Нон нашел то, к чему стремился. Люк, диафрагменный люк из прочного металлического сплава, каждый промасленный лепесток которого был сжат и закрыт. Он не помнил последовательность нажатий для открытия, но его здоровая рука помнила и набрала ее на скрытой клавиатуре в стене.
Хотя иллюминатор был треснут, за намерзшим льдом из кислорода он видел темноту. Но не совсем. Он не мог по-настоящему, в реальности, видеть ее. Не своими собственными глазами. Чтобы по- настоящему осознать, взглянуть в лицо безумной вселенной и познать ее, ему нужно выбраться туда. Он действительно решился на это впервые? Ла'Нон задумался, может быть, голос знает ответ. Он улыбался. Вскоре боль пройдет, а голос больше никогда не будет его доставать.
Будучи занятым вводом комбинации, он заметил, но проигнорировал движение чего-то красного за иллюминатором. Это было неважно так же, как и другой Ла'Нон, его жена и ребенок, все это можно забыть. Только действие, только этот момент важен.
Замешательство отразилось на его сером лице, когда до него донесся звук, и он ощутил вибрацию. За диафрагменным люком раздавались звуки, тяжелая поступь и размалывающие удары. Кажется, это было неправильным. С другой стороны люка должно находиться совершенно пустое, белое вспомогательное помещение, декомпрессионная палата и стойки с облегающими костюмами защиты. Космос должен быть пуст и готов к приходу Ла'Нона. Последний барьер между ним и безумной вселенной, ожидающей его появления. Для тау, он это понимал.
Затем диафрагменный люк раскрылся, металлические лепестки втянулись в каменную стену. Ла'Нон ощутил, как чужеродная конечность дернулась, когда он отвернулся от панели, чтобы сделать шаг.
Открытый люк был блокирован темно-красным истуканом. Ла'Нон поднял взгляд, оценивая его формы. Это был гуманоид изогнутых очертаний и с резкими краями. Мощное существо, высеченные подобия рук и ног с раздувшимися мускулами, маленькую и ужасную голову украшают глаза, сияющие, словно драгоценные камни, ротовая решетка застыла в неизменной гримасе. Посреди груди символ — крылья из чеканного золота растут из влажной, блестящей капли рубина. В одной руке самое здоровое оружие, которое когда-либо видел Ла'Нон. Огромный стальной брусок устройства намного громаднее, чем любой импульсный карабин. Раззявленное дуло представлялось ему черным туннелем.
Там были и другие, примерно такие же, ссутулившиеся и набившиеся в тесное пространство воздушного шлюза. Стены едва сдерживали ужасные и угрожающие фигуры. Глядя на них, в нем вспыхнуло воспоминание о гуе'ла, который принес всю эту боль и новое понимание для колонии — все эти изваяния были почти такими же, но отличались. Такие же огромные, такие же формы. Ла'Нон задумался, а эти такие же жестокие? Он спросил голос в голове, если он, правда, знает ответ. Вселенная прислала этих новых монстров по следам принесшего-боль? В чем их роль в следующем акте безумия, и несут ли они ему новые мучения, которые необходимо пережить? В процессе этого ему нужно усвоить новую истину?
Ла'Нон протянул свою здоровую руку в жесте приветствия, но чужеродная конечность тоже решила поучаствовать и вытянула кулак.
БОЛТЕР брата Аджира поднялся, но в этот момент брат-сержант Рафен рыкнул приказ.
— Не стрелять!
Аджир не подал виду, что услышал приказ и просто продолжил движение оружием. Ударом затыльника он откинул чужака в сторону, но не убил его. Взъерошенный тау отлетел обратно в коридор из полированной скалы за входом в воздушный шлюз и загремел по настилу своими длинными и худыми конечностями. На мгновение единственным звуком было царапанье ног пришельца по полу, но равновесие он не восстановил. Из нового пореза на измазанном грязью лице потекла тонкая струйка крови.
С его губ слетел стон.
Точным, экономным движением Аджир взмахнул оружием, чтобы стряхнуть кровь чужака. Брат- сержант Рафен услышал, как тот тихо и с презрением фыркнул.
— Оно все еще живо, — сказал другой воин.
Шлем Рафена повернулся к брату Церису. Кодиций кивнул, уловив невысказанные приказы командира до того, как он их озвучил. Церис вышел вперед перед отрядом. Из всех собравшихся в воздушном шлюзе Адептус Астартес он был единственным, не облаченным с ног до головы в темно-красный боевой доспех. Броня Цериса была цвета индиго, за единственным исключением в виде правого наплечника, который был выкрашен в кроваво-красный. Воин снял шлем и, сузив глаза, бросил твердый как скала взгляд на чужака. Кристаллическое устройство, окружающее его затылок, мягко засветилось, контакты и механизмы встроенного в силовую броню психического капюшона заработали согласно своим таинственным технологиям. Тау съежился, бормоча что-то и бросая обеспокоенные взгляды на Рафена.
Сержант последовал примеру Цериса и снял шлем. Темные волосы длиной до плеч свободно опустились на броню. Не испытывая жалости Рафен изучал чужака.
— Ты понимаешь, что я говорю, ксенос?
Тау не отвечал, но через мгновение заговорил Церис.
— Он понимает.
Кристаллы слегка пульсировали, и Рафен ощутил в холодном воздухе слабый запах озона — последствие избытка острожного психического давления на инопланетное существо.
— Ла'Нон говорит на вашем языке, гуе'ла, — сказало существо шелестящим, слабым голосом.
— Мы кое-что ищем, — ответил ему Рафен, — здесь, в твоей колонии. Тебя заставят помочь нам найти искомое.
Он кивнул в сторону Цериса. Вывод был очевиден. Псайкер наклонился и немигающим взором уставился на дрожащего тау.
— Здесь ничего нет, кроме мучений, — проскрипел чужак, — ничего полезного для вас. Только мучения и голоса.
Игнорируя то, что его прервали, Рафен продолжил.
— Мы ищем другого… другого гуе'ла.
Его лицо скривилось в гримасе, будто слово ксеносов было мерзким на вкус.
— Расскажи нам все, что знаешь.
— Несущий-боль! — чужак выкрикнул имя с внезапным рыком. — Ты… Ты такой же!
Позади себя Рафен услышал грубое, раздраженное рычание.
— Мы не такие как он, — обронил брат Туркио.
— Покажи изображение, — продолжил сержант. Он повернулся к брату Кейну, который стоял поблизости с оружием наготове.
— Мы должны быть уверенны.
Лицо Кейна было скрыто шлемом, но его движения выдавали раздражение.
Как и остальные, Кейн имел укоренившееся острое желание уничтожить все инопланетные жизненные формы, с которыми сталкивался, и с трудом сдерживал себя.
Рафен понимал его, он ощущал тоже самое, но миссия прежде всего, и, для того чтобы довести ее до конца, он сделает все — даже позволит недостойному ксеносу прожить чуть дольше.
Молодой Астартес достал из кармана на поясе похожий на диск пикт-планшет и шагнул вперед, протягивая его на вытянутой руке чужаку.
Тау сморгнул кровь и глуповато уставился на экран, и в следующую же секунду вся его трупно-серая кожа поблекла. Рафен узнал выражение на лице существа. Оказалось, ужас выглядит одинаково на лицах любых разумных существ. Чужак поднял руки и закрыл глаза. Одна из них была длинная и худая, другая толстая и мускулистая.
— Рука существа, — по общему каналу в комм-бусине раздался голос Туркио, слышимый для всех остальных космических десантников, — с ней что-то не так.
Рядом с Туркио, словно статуя, сжимая тяжелый болтер, стоял брат Пулуо, который выразил свое
