Рафен сильнее сжал рукоять болтера и попытался отогнать эти мысли. Не было смысла постоянно пытать себя обвинениями. Вместо этого, он должен был использовать гнев внутри себя как топливо, чтобы набраться сил и обострить свои чувства.
Им приходилось отсеивать и пробираться через частички информации, собранной из столь ненадежных и разбросанных источников, что их правдивость была едва выше баек завсегдатаев питейных заведений. И когда все же клубок привел их через вакуум к обшивке дрейфующей колонии тау, что-то в душе у Рафен начало резонировать, словно струны электроарфы. Ренегат был близко. Он ощущал это всем своим естеством.
Где-то в лабиринте ксеносов, где-то глубоко во тьме, архи-предатель, самозваный Прародитель Хаоса Неделимого, бывший лейтенант Детей Императора, испорченный апотекарий, убийца и мучитель людей, работал над своим злодеянием.
Рафен взглянул на висевшую на наручи силовой брони клятву, которой он придерживался. Полоска освященного пергамента несла на себе пятнышко темного цвета, каплю крови из вены самого Корбуло, магистра Алого Грааля и повелителя сангвинарных жрецов Ордена. На пергаменте была написана клятва Рафена, облаченная в слова и благословенная взглядом Бога-Императора Человечества.
Обещание найти и убить человека, известного как Фабий Байл.
ГОЛОС сказал Ла'Нону, куда привести гуе'ла. По прошествии часов — или дней? — блужданий по спиральным коридорам, тау привел бронированных людей в один из самых больших внутренних залов астероида. Эллиптическая пещера сужалась к одной точке, большую часть пространства занимал граненый шар, построенный из мягкого полиметалла, столь часто используемого тау для строительства. Для поддержки сферы цвета кости на своем месте, из пола, стен и потолка тянулись толстые опоры. Закрепленные фокусные гравитационные генераторы позволяли ходить по поверхности шара, словно вы стоите на поверхности крошечной луны. Ла'Нон знал, что внутри нее нагромождение стоящих друг на друге вертикальных этажей. Некогда это был лазарет колонии, сейчас же это было местом ужасов.
Гуе'ла, который пришел после шторма, выкинул оттуда всех. Приносящий-боль сделал его своим домом. Все эти благоразумные речи и банальности, все личины, которые он носил, и откровенные просьбы позволить помочь потерянным колонистам, все его слова о желании служить Высшему Благу. Все это — ложь.
Ла'Нон слышал убеждающий его голос и начал дрожать. Он ощущал силу разума человека в синей броне за спиной, который заставлял его ноги передвигаться, словно запинающиеся поршни. Зажатый давлением с двух сторон, тау ощутил, что его череп готов взорваться. Он захныкал, вспомнив всех тварей, которые вываливались из лазарета.
Несущего-боль и огромного металлического паука, торчащего у него за спиной, приборы, которые резали, расчленяли и сшивали. Чудовищное удовольствие, с которым он даровал Ла'Нону конечность.
И затем, все остальное. Гибриды, собранные из различных видов, твари, которых никогда не было во плоти, собранные вместе с какой-то целью, которая всегда была выше понимания простого клерка касты земли.
Всплыло еще одно воспоминание, представляющее собой ужасающий дар этого вечно болтающего голоса. Вспомнился момент, когда Ла'Нон заговорил, на самом деле умудрившись выдавить пару слов несущему-боль, пока гуе'ла привязывали его к операционному столу.
Тау тогда спросил. 'почему?'. По какой причине они пришли на этот одинокий и потерянный среди звезд астероид. Дать им ложную надежду и затем пытать? Что в них было такого ценного?
Тогда несущий-боль не соврал. Он ответил Ла'Нону, что делает это не только потому, что может, но и еще потому, что это его развлекает.
После этого Ла'Нон не помнил ничего кроме криков. Перебирая ногами по изогнутому полу, он снова услышал голос в голове, который вопил от боли. Конечность выкрутилась и ударила тау по лицу, сражаясь с ним. Шок придал ему сил. Не понимая, что он делает, отрезанный от самого себя, тау эхом начал передавать свой внутренний крик. Он тянул кожу своего лица, но звук не прекращался.
— КСЕНОС! — предупреждающе зарычал Церис, когда тау пошатнулся, и по невнимательности загромыхал по куче обломков и мусора. Существо заорало, залепетало тираду на своем собственном, шипящем и несвязном языке.
Рафен уже поднял болтер, обозревая все через прицел оружия. Отслеживая цель, он перещелкнул селектор на одиночный выстрел и начал мягко нажимать спуск.
Но в следующую секунду шар сине-белого огня разорвал гнетущую атмосферу и ударил рядом с чужаком. Тау описал судорожный пируэт и шлепнулся в кровавом облачке. Рафен отреагировал, когда второй импульсный луч прошелся мимо него и треснул в наваленную кучу складских контейнеров.
— Там! — заорал Кейн, когда острые молодые глаза юнца нашли стрелявшего. Аджир послал очередь болтерных снарядов в низкую стену, на которую указывал Кровавый Ангел. Из убежища с криком выскочил другой тау, размахивая дымящимся оружием. Чужак был облачен в части доспеха песчаного цвета, который Рафен вспомнил по гипнотическим тренировочным кассетам. Но этот экземпляр был измазан темными пятнами и находился в плохом состоянии. Самым странным было то, что лицо воина было причудливо непропорциональным. Иглы и наросты хитина украшали правую сторону, и когда он кричал, воспроизводимый его глоткой шум был похож на громыхание костей.
Рафен уложил чужака единственным выстрелом в грудь. Мокрыми лохмотьями тот отлетел назад. Умирающий чужак еще подергивался, когда новый залп лучей синего огня полетел к Кровавым Ангелам. Из-за куч мусора и невидимых дверей в жилых отсеках появлялось все больше и больше существ. Они вопили и ревели. Гонимые болью, они все кричали на космических десантников. Рафен различил одно, повторяющееся снова и снова, слово. Гуе'ла. Гуе'ла. Гуе'ла.
— Чужак завел нас в ловушку! — зарычал Аджир, в его голосе явно слышался упрек.
— Нет, — проскрежетал Церис, — я бы об этом знал.
Рафен не рискнул ответить, только нахмурился и открыл огонь.
БУШУЮЩИЕ , вопящие тау, все выливались из проходов, упавших куч обломков и из сломанных жилищных капсул. Некоторые были солдатами — так называемые 'воины Огня', — своего рода линейная пехота в своей странной, прямолинейной броне, — но большая часть состояла из гражданских, работников и мирных жителей. У многих было оружие, несомненно, добытое у павших или украденное из оружейной, или как там бы не назывался гарнизон у ксеносов. Скрипучий визг импульсных разрядов эхом отражался от стен огромного, овального зала, четкие линии совершенных разрядов молний били в землю и сверкали.
Кровавые Ангелы Рафена разделились, двигаясь от укрытия к укрытию, подбираясь к врагу. С механической точностью они вошли в сражение, готовые нести смерть атакующим. Тяжелый рык болтеров вступил в схватку с визжащим оружием чужаков. Периферийным зрением сержант увидел Пулуо. Тот расставил ноги, чуть согнулся от веса тяжелого болтера, и открыл огонь. Каждый выстрел сопровождался крестообразной вспышкой огня из пламегасителя оружия, огромные медные гильзы вылетали из эжектора фонтаном металла, карающая волна снарядов охватывала все вокруг, пока космодесантник медленно поворачивался на месте, и разрывала все попадающееся на пути дуги огня. Не защищенные тау, попавшие в зону обстрела, теряли конечности или взрывались ошметками мяса, солдаты-ксеносы падали на землю и выли, если их не убивало попаданием.
Одного оружия Пулуо уже было достаточно, чтобы навести на врага страх перед Богом-Императором, но тау продолжали появляться. Рафен никогда прежде не сталкивался с ними и все познания о них он получил из третьих рук, от других воинов, от покойного учителя Кориса и из идеологической подготовки на тренировках. Все они говорили, что тау умный, коварный и осторожный противник. Но здесь он видел совершенно иное.
— Ярость… — пробормотал стоящий рядом с Рафеном Церис , — ничего кроме ярости.
Псайкер ощущал настрой разумов чужаков намного лучше, чем когда-либо смог бы сержант, и увидел то, что овладело Рафеном . Ярость была хорошо знакома Кровавым Ангелам — слишком хорошо, признался он, — и тау перед ними как раз представляли собой ее. Их тактика была прямолинейна и груба, их разумы
