отчаянья. Его имплантированная антенна — одна из тех, что были глубоко в мускулах и костях, которую неуклюжие Астартес не нашли и не вырезали — ловила коротковолновые передачи речи меж младшими сервиторами у ближайших консолей. То, что Зеллик услышал, и, судя по поведению Кровавого Ангела и этого вредного технодесантника Расчленителей, он быстро собрал общую картину. Всех этих данных было достаточно, чтобы вызвать уколы настоящих, искренних эмоций глубоко в разуме технолорда. Очень много времени прошло с тех пор, как он чувствовал истинный, реальный страх. Остальным эмоциональным состояниям, таким как жадность или желание иметь, ненависть и гнев, он потворствовал часто. Маттхан Зеллик не принадлежал тем, кто отказывается от всех эмоций, в отличие от множества рожденных на Марсе родичей. Те сторонились их, веря, что только холодная логика может найти совершенство. Зеллик же верил, что эмоции, как и любые другие абстрактные системы, можно свести к познаваемым уравнениям, если бы у него было время и достаточно интеллекта. Он использовал эмоции как игрушки, включал и выключал их, дабы увеличить свое удовольствие от каждого приобретения, использовал их, чтобы обострить свой разум во время противоречий.
Ранее его почти поглотила ненависть, после того как он открыл, что Беслиан предал его Астартес. Но она быстро стихла от осознания, что если бы обстоятельства поменялись, он поступил бы точно так же с этим мелким, раздражающим нулевым блоком. Поначалу ее сменил обжигающий, сверкающий гнев. Ярость от того, что его заставили ничего не делать, когда эти идиоты с пудовыми кулаками ломали и опустошали его драгоценный 'Археохорт'. Но он не жалел о своем решении сдаться, по крайней мере, поначалу. На каком-то уровне он понимал, — он всегда это понимал, — что коллекция в его власти гораздо важнее, чем любая отдельная жизнь, даже намного важнее, чем его собственная. Зеллик смирился с этим, он бы с радостью позволил себя уничтожить, чтобы коллекция выжила. Всегда найдутся другие, которые продолжат его работу по сбору техно-реликвий прошлого. Каждая найденная приближала его к Богу-Машине, и он ни о чем не жалел.
Но сейчас у него все отобрали, и в его механическом сердце поселилось такое огромное и бесконечное горе. Он слушал через свои антенны и слышал приказы, он осознал чудовищность того, что делали Астартес. Он дергал путы, орал и орал, но технодесантник Мохл, всего лишь в паре шагов по палубе, полностью игнорировал его.
И именно в тот момент появился новый голос. Вокс сигнал, передаваемый с планеты ниже, нес шифр, который привлек внимание Зеллика. Передача была четкой, голос Гарана Серпенса исходил из колоколообразных рожков громкоговорителей.
— Мой дорогой Маттхан, — рокотал он, — Ты впечатлил меня. Как ты умудрился рискнуть подобраться так близко незамеченным… Я всегда знал, что ты человек великого ума.
Голос размеренно вздохнул. И пока Зеллик слушал, он задумался, насколько безумен был Кровавый Ангел, делая такое заявление.
Гаран Серпенс не мог быть мертв, это было невозможно! И, кроме того, чтобы не кого-то, а самого Зеллика, мог обмануть агент Хаоса, взяв себе личину мертвого? Он бы смеялся над этим, если бы его рот не был забит рваной тряпкой. Фабий Байл, ага, как же! Сама эта идея была апофеозом идиотизма!
— Ты ответишь мне, Маттхан? — спросил голос. — Нет? Твой корабль приближается, и ты ничего мне об этом не сказал. Что мне думать? Разве у нас не взаимовыгодные отношения? Или это посеянное в тебе семя жадности, которое я всегда видел, теперь принесло свои плоды? Да. Думаю, так и есть.
— Нет! Нет! — с огромными усилиями Зеллик заставил крошечные манипуляторы в ротовой полости наконец-то разрезать кляп, что и позволило ему заорать. Он передал этот рев на всех доступных ему частотах, но к нему вернулись только статические помехи. Технолорд буравил взглядом Мохла, который все еще не двигался и не отреагировал ни на йоту, пока 'Археохорт' падал к планете все с большей и большей скоростью.
— Гаран! — орал Зеллик. — Это не я делаю! Услышь меня!
Его слова не уходили дальше окружающих стен.
Затем он был оскорблен до глубины души. Зеллик поймал строчки машинного кода из трансмиттеров 'Археохорта', направленные к планете ниже. Данные имитировали личные вокс протоколы технолорда, гипер-комплексные пакеты информации пронеслись волной за долю секунды. Они превосходно подражали собственным кодам Зеллика в цифровом исполнении одаренного имитатора. Он взглянул на Мохла, оскорбленный таким вторжением. Затем к нему вернулся страх, когда он разобрал содержимое фальшивого сигнала. Грубые, глумящиеся строчки кода требовали сдаться и объявляли войну, обращаясь непосредственно к Гарану Серпенсу.
Мрачный, хриплый хохот раздался в эфире.
— Мне жаль, что дошло до этого, — произнес голос и в свою очередь начал меняться, — я понял, что ты еще больший дурак, чем я думал. Какая жалость, Зеллик. Но, предполагаю, что ожидать другого не следовало. Ты такой же, как и все остальные. Ограниченный. Слабый. Слепо служащий богу-трупу.
Машинное сердце Зеллика начало молотом бить в железные ребра, и он снова ощутил страх.
— Какая утрата. Какая чудовищная, глупая утрата…
Невидимые для технолорда данные последовали с планеты ниже, и орудия черепов-стрелков на ближней орбите расцвели вспышками, выбрасывая огонь в сторону 'Археохорта'.
КОНСТРУКЦИЯ Механикус прорезала широкую дугу по дневной стороне Дайники-5, ракетные ускорители выбрасывали языки ядерного пламени, пушечные батареи на кранах и на катающихся по сети рельсах нацелились в двадцати различных направлениях, ища цели на поверхности и среди роя черепов- стрелков.
Орбита, на которую он попал, не была стабильной, курс снижения был слишком низок и задел край атмосферы, проходя через терминатор планеты во мрак темной стороны. Но до того, как он дошел до этой точки, ему пришлось пройти через плотный поток ракет и лэнсовых залпов, через жесткий ливень лучей, частиц, радиацию и управляемые боеголовки. Не каждая боевая баржа могла пережить такой концентрированный обстрел — но 'Археохорт' все же летел дальше, и каждой интеллектуальной системе на борту было запрещено рассуждать о дальнейшей судьбе, их контролировала железная воля технодесантника Мохла.
Черепа-стрелки пришли в экстаз. Каждый выстрел, каждый выпущенный разряд энергии — все это разжигало удовольствие в их искалеченных разумах. Сосуды, наполненные разрезанным человеческим мозгом, пузырились и пенились, пока тех переполняло удовольствие от атаки.
Взрывы ракет расходились сферами огня и расширялись, поглощали медные конечности конструкции и вырывали целые краны. Некоторые разрывало на части, и они отлетали в стороны. Рваные раны кровоточили электрическими дугами и фонтанами уходящего газа. Пушки завывали во тьме, отдача их выстрелов эхом прокатывалась по палубам 'Археохорта', их бесшумные боезаряды вдрызг разносили черепа, но спутников оставалось еще слишком много, и теперь они слетались со своих орбит, словно голодные птицы-падальщики к свежему трупу.
Великий корабль Зеллика теперь начал распадаться на части, от него отрывались полоски раскуроченного металла, и по всему небу проливались жидкости. Это была тщетная, высокомерная атака, которую мог предпринять только самый безрассудный, самый самонадеянный командир — ну или тот, кто жаждал смерти. Медлительные, тяжелые орудия на поверхности отслеживали и стреляли, стреляли и отслеживали, и каждый выпущенный выстрел нес заметные разрушения. Маленькие, более шустрые корабли могли бы ускользнуть, но только не 'Археохорт'. Продвижение конструкции стало путанным, выдавая панику. Сопла двигателей ярко и безумно сияли, толкая массивное судно подальше от боевой зоны, но пока они работали, к безумному удовольствию черепов-спутников, лазерный огонь пронизывал все небо. Когда они попадали в обшивку конструкции Механикус, силовые поля выгибались и увядали, позволяя терзающим выстрелам расколоть броню и палубы под ней. Трупы задохнувшихся в вакууме сервиторов следовали за всем выброшенным в космос. В дрейфующих, раздутых телах киборгов продолжали бездумно работать механические импланты.
Падая и падая, основной корпус 'Археохорта' раскрылся и взорвался. За несколько секунд, даже пока автономные пушки на его массивном корпусе еще стреляли в ответ, огромная конструкция начала дергаться
