не выдержал, стал поправлять:
– Почему ты записал «Фефетрох», а не Поветрок? Если дело коснется суда, мой хозяин не сможет защитить себя, его просто не признают хозяином своего товара…
– Откуда ты узнал, как я записал твоего хозяина? – оторопел писец. – Ты что, знаешь греческую письменность?
– Конечно, знаю. И пишу, и читаю по-гречески. И вот здесь записано неточно, ты явно превысил количество шкурок. Значит, пошлину возьмешь больше, чем положено, а излишек положишь себе в карман!
– Ты чего ко мне пристал? – возмутился тот, но все же сделал поправку в своих записях.
– Пиши точно, не придумывай, а то я самому эпарху пожалуюсь! – пригрозил Ведомысл.
– Иди, пожалуйся! – окончательно вышел из себя писец. – Вон он как раз прибыл!
И действительно, на пристани показались рабы, они несли двое носилок. На первых носилках восседал эпарх – градоправитель столицы, на вторых возлегала его жена. Рабы поставили носилки на землю. Эпарх сошел на пристань, а затем по сходням взобрался на один из кораблей. Жена тоже поднялась, шагнула с носилок, оправила на себе одежду и стала лениво посматривать по сторонам. Она была молода и красива, невысокого роста, ладная станом, с живыми глазами и будто точеной шеей. Поветрок следил за каждым ее движением, у него хищно затрепетали лепестки носа.
– Присматривай за товаром, – наконец сказал он Ведомыслу и двинулся в сторону скучавшей женщины. Сначала он, напустив на себя деловой вид, прошелся мимо, будто не заметив ее. Постояв немного у склада, Поветрок развернулся и неторопливо двинулся обратно. Он был уверен, что она следит за ним. В шагах двух он остановился и вдруг взглянул на нее тем страстным, нежным и ласковым взглядом, который, как он знал, наповал сражал любую женщину. И верно: она застыла передним, будто лягушка перед ужом. Он поощряюще улыбнулся ей краешком губ и миновал, не сказав ни слова.
Чуть помедлив, направился к ней в третий раз. Подойдя вплотную, прошептал грудным, воркующим голосом:
– Госпожа, я без ума от тебя.
Она в ответ быстро, страстным шепотом:
– Сегодня после обеда жди возле храма Святой Софии.
Теперь ему наплевать на все! Его будет ждать самая красивая женщина Константинополя! Что ему писцы и прочая шушера! Скоро он им покажет, где раки зимуют!
У Святой Софии ждать пришлось не долго. Подошла закутанная в простое платье пожилая женщина. Сказала негромко:
– Пойдем за мной. Она ждет тебя.
Женщина подошла к одноэтажному кирпичному дому с единственным продолговатым окном на улицу, открыла калитку в заборе, произнесла:
– Заходи в дом.
Сама осталась снаружи.
Внутренне трепеща, он шагнул в дом и увидел ее. Она сидела возле стола в нарядном длинном «коском» платье (купец должен знать самый модный товар!). Он бросил ей на колени лучшие соболиные и горностаевые шкурки, но она на них не взглянула даже, протянула к нему руки и простонала:
– Я истосковалась, ожидаючи тебя!..
Потом он нежно шептал ей на ушко:
– Не забудь, любимая, напомнить своему супругу, чтобы он дал указание не придираться к русскому купцу Поветроку…
Она гладила его лицо, шею, плечи, отвечала, блаженно щурясь:
– Евстахия все сделает для тебя, любимый. Чиновники не только не будут брать поборы с тебя, но и сами принесут на твой корабль дары и подарки…
На прощанье блаженно прошептала:
– Завтра, в то же время…
С утра пришел совсем другой писаришка, стал крутиться возле Поветрока; причмокивал, пришептывал, лепетал:
– Такой товар у тебя, знатный русский купец! Такого качества меха давно не приходилось видеть! Знатные люди Константинополя будут рады приобрести сегодня же! И никакой пошлины не возьму, никакой мзды не надо! Торгуй, знатный купец, себе в прибыль! А потом заходи в мою контору, посодействую в приобретении китайского шелка, золотого и серебряного узорочья, обручей для шеи, рук и ног, перстней, колтов с драгоценными камнями, эмали…
Поветрок ходил козырем, ему сам черт не брат… К нему подходили купцы, завидовали:
– Как это у тебя получается?
– Гужом идет покупатель…
– Да все знатные и богатые!
– Может, и нам посодействуешь?
Поветрок отвечал важно:
– А что ж… Может, и посодействую.
Ведомысла интересовало другое.
– Такая красивая барышня… А ты хоть любишь ее?
Поветрок удивленно, будто впервые увидев его, поднимал брови, отвечал не очень уверенно:
– Люблю, конечно. Она мне сразу понравилась.
– А я заметил, какие у нее глаза были, когда она следила за тобой. Она просто обожает тебя! В меня бы такая влюбилась, я бы на край света за ней пошел!
– Влюбится еще красивее. Вот увидишь. Ты такой видный парень, умный и ученый. Чуток подожди, и к тебе явится черноокая!
На другой день Поветрок стал благодарить Евстахию за помощь. Она отмахивалась:
– Ерунда! Мне это ничего не стоило…
– А другим русским купцам ты смогла бы помочь?
– Конечно! Поговорю с логофетом, управляющим казначейством, он для меня все сделает.
– Он что, твой любовник? – ревниво спросил Поветрок.
– Сразу и любовник! Просто хорошо ко мне относится…
– Пожилой, старый?
– Да так, средних лет. Наверно, под пятьдесят.
– Для тебя – старик!
– Да как сказать…
– Постой, постой, ты что, знаешь его в постели? – не успокаивался он.
– Полно тебе. Я люблю тебя, и больше никого. Неужели не веришь?
– Верю, конечно. Но вот как-то странно ты говоришь о своем логофете…
– Странно не странно, а товар у тебя покупают нарасхват. Или не так?
– Так, так, – отмахивался он, но в душе его скребли кошки. Этот проклятый логофет не выходил из головы.
После некоторого молчания она спросила:
– А ты долго еще будешь торговать?
– С неделю.
– И уплывешь домой?
– Нет. Буду товарищей ждать. У них дела идут неважно. А что?
– Улетишь от меня, сокол ясный. Оставишь горе горевать. С тоски по тебе иссохну. Может, возьмешь с собой?
– Куда? На Русь?
– Да, на свою родину.
– Далеко она отсюда…
– С тобой хоть куда!
– И холодно у нас. У вас снег в диковинку, а на Руси как уляжется в начале зимы, так и лежит
