Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

приписывая его, полагая, что этот день — продукт таинственного хаоса, из которого возникли все мы. Однако в течение нескольких недель после этого разговора мысль, что Некто подарил нам жизнь, не покидала меня. Эта мысль крепко запала мне в голову: может ли реальность быть отношенческой?

Позднее в том же месяце мы вместе с другим солдатом выполняли какое–то поручение в кабинете капитана, когда вошел Тюфяк. Он умел здраво оценивать ситуации, связанные с общением, но страсть, кипевшая в нем, порой прорывалась наружу неожиданно. Воодушевившись, он влез в наш разговор и начал что–то втолковывать моему товарищу — очевидно, продолжая спор, завязавшийся днем раньше. Стоя посреди комнаты, он протянул на ладони яблоко, посмотрел в глаза сначала моему товарищу, потом мне и сказал:

— Видите это яблоко? Это яблоко от Бога.

Мой товарищ смотрел на Тюфяка так, словно бедняга лишился рассудка. Тюфяк надкусил яблоко, раздался хруст, по комнате поплыл свежий и сладкий аромат. С набитым ртом Тюфяк продолжал:

— А вы замечали, что у каждого слоя яблока своя плотность и вкус? — при этом он не переставал жевать, его губы стали мокрыми от сладкого сока. — Например, замечали, что ближе к кожуре яблоко тверже и кислее, а возле самых семечек — мягче и слаще?

Пока он говорил об этом с таким видом, словно узрел чудо, я смотрел на красные и зеленые пятна яблочной кожуры и мякоти.

— Это яблоко — плод любви Кого–то, — задумчиво заключил Тюфяк и вышел за дверь.

— Тюфяк последний ум потерял, — заключил я, повернувшись к товарищу. Тот согласно кивнул.

Я вдруг задумался: а если что–то потерял не он, а мы? Что, если это мы, а не он, плохо приспособлены к этому миру? И если мир на самом деле создан вовсе не из хаотичной материи?

Что если элементарные частицы, атомы, физические силы, растительная жизнь, химические процессы мозга — всего–навсего буквы? Буквы, из которых образуются слова, а затем предложения, рассказывающие историю любви о нашем мире. Сплошная цепь священного, пронизывающего обыкновенное.

Бог против духовных лекарств

Быстрая перемотка вперед. После двадцати лет стремления к жизни, имеющей вечный характер, в качестве христианина, я перестал бывать в магазинах христианской литературы. Но не потому, что не мог найти там хороших книг. Такие книги в любом случае стоило поискать.

Просто магазины христианской литературы стали казаться мне местами, оторванными от жизни.

Каким бы богатым ни был магазин и как бы ни увлекал меня поиск жемчужин христианской литературы, потом, выходя на улицы Манхэттена, я чувствовал себя так, словно на время пребывания в магазине мои отношения с городом и живущими в нем людьми были приостановлены. Мне казалось, что я попал туда, где меня захватило убеждение, что Бог имеет непосредственное отношение к религии, что почему–то этот мир недостаточно хорош для Бога и что из всех религий Бог решил ограничиться рамками христианства.

Те же чувства я испытывал, когда выходил из магазина, где продавали иудейскую или мусульманскую литературу, а также из магазина с буддийскими курениями и колокольчиками. При выходе на улицу мне казалось, что большие, равно как скверные, так и великолепные улицы этого города, и люди в нем были предоставлены самим себе. Магазины религиозной литературы, в том числе специализирующиеся на изданиях атеистической или гуманистической направленности, уподобились аптекам для человеческого духа, местам, где продаются духовные лекарства, но жизнь не воспринимается.

Я заметил, что нигде в Библии не говорится о «духовной жизни».

Только о жизни.

До меня дошло, что дискомфорт, который я ощущаю у дверей магазинов религиозной литературы, исходит от Бога. Однажды, выйдя из такого магазина со стопкой только что купленных книг по христианству, я так и не смог избавиться от чувства, будто моя жизнь сократилась до «духовной жизни». Я огляделся по сторонам, снова вошел в магазин и вернул обратно книги, за которые заплатил пять минут назад.

— Что–нибудь не так с книгами, сэр? — спросила продавщица.

— Нет, книги отличные. Просто я, покупая их, утратил ощущение присутствие Бога, потому хочу вернуться к тому, на чем остановился, прежде чем зайти сюда.

Продавщица уставилась на меня так, словно у меня выросли три головы. С сочувствием. Похоже, я показался ей одним из тех, кого Иисус заметил бы и исцелил. Выйдя на улицу, я прочел молитву: «Благодарю тебя, Господи, за этот город, за эту улицу и людей вокруг. Благодать не начинается с христианства и не заканчивается им. В этом мире она повсюду».

Мы не только получаем прощение посредством благодати.

Мы живы благодаря благодати.

Мы даже грешим благодаря ей. Если бы благодать не поддерживала в нас жизнь, наши грехи уничтожили бы нас.

Подобно воздуху, который окружает нас, касается кожи, проникает в наши легкие, благодать незрима, но реальна. А Бог создает подъемную силу. Он держит нас, хотя мы не помогаем ему и даже не замечаем этого — вероятно, именно это имел в виду датский философ–экзистенциалист Серен Кьеркегор, когда писал: «Вера подобна плаванию в двадцати тысячах саженей воды»[18] .

Ничто и никто не заслуживает существования. Чем–то столь же призрачным, как шанс или Бог, все, что существует, было наделено существованием. Бесплатно. Вот почему рассказы наших писаний о мире начинаются не с греха. Все начинается с того, что нас творят. Грех появляется уже потом.

Первой возникает благодать.

Многие из нас, христиан, настаивали на том, что мы, располагая высшим откровением, являемся единственными вестниками благодати в мире и торговцами ею. Но как говорит мой друг преподобный Вине Андерсон, благодать распространяется от всего живого, и другие в равной мере радуются ей. Мы, христиане, утверждаем, что лишь наше откровение — вместилище и дозатор благодати. Но остальной мир, одаренный благодатью изнутри, неуклонно доказывает, что мы ошибаемся.

Благодать независима.

Только вчера преподобный Вине торжественно сообщил, что закрылся последний христианский книжный магазин в Манхэттене. Мы отгораживались от мира, и мир отгородился от нас.

Величайший из грехов

Кьеркегор повторил понятное откровение исторической церкви: апатия — величайший из всех грехов, поскольку под ней подразумевается глубокое и непосредственное отсутствие желаний. Иными словами, тот, кто отделяет опыт жизни от сакрального опыта, лишается желаний. И наоборот, иудеи безраздельно любят и Бога, и жизнь. Повиноваться Богу значит быть в полной мере человеком, быть живым всеми фибрами своего существа. С точки зрения иудеев, нельзя испытывать одно без другого.

Джалаладдин Руми эхом вторил иудеям:

Со страстью молись.
Со страстью трудись.
Со страстью предавайся любви.
Со страстью ешь, пей, танцуй, играй.
К чему походить на дохлую рыбину