в ком вы есть, в ком вы дышите и существуете. Тора все так же дает вам жизненные наставления. Иисус Христос все еще ваш Господь и Спаситель. Пророк Мухаммед (да благословит его Аллах и приветствует) — все еще Вестник.
Вероятно, даже в большей степени, чем прежде.
Бог уже начинает входить в освобожденное пространство.
Сегодня, когда вы ляжете спать, пусть ваша душа, освобожденная из когтей не–божеств, обретет покой в любви, которая лучше, нежели жизнь.
6
Бог против религии
Родители воспитали во мне стремление к преуспеванию. Прежде чем я отправился в путешествие с Богом, мне хотелось стать важной персоной. Было желание получить первоклассное образование, уютный дом, хорошую машину, прекрасную жену и детей — все те блага жизни, о которых мечтает каждый. И все– таки все сигналы, которые я получал от родных и общества, побуждающие меня мечтать обо всем перечисленном, меркли по сравнению с моей тайной целью. Я желал гораздо большего. Я хотел стать великим.
Как только я стал христианином, эти мечты о величии были отброшены прочь учениями и жизнью Иисуса.
Потом я стал пастором. Подобно многим другим, кто в то время видел успех проповедников из больших церквей, я хотел быть таким же, как эти люди. Я мечтал о большом здании и солидном бюджете. Мечтал о тех временах, когда люди будут покупать записи моих проповедей, читать мои книги, смеяться над моими шутками и обращаться ко мне за советами. Разумеется, всего этого я в то время не осознавал. Подобно всем нам. Мы просто шагали по пути служения Богу!
Мои дохристианские фантазии не улетучились бесследно. Они просто прошли обряд крещения вместе со мной. Мои мечты о величии были «освящены» и преобразованы в нечто гораздо более трудноразличимое. И хотя это развитие определенно было следствием моего личного выбора, я считаю церковь — особенно ее современную западную версию — виновной в направлении многих из нас по этому пути.
С прекрасными учениями из священных писаний переплетались вездесущие мысли о величии. «Христианство — величайшая религия мира! Тебя как пастора назовут великим! Веди за собой людей, воздействуй на них, покажи им, как раздвинуть горизонты! Ты призван неуклонно развивать свою церковь! Твоя церковь может иметь превосходные программы работы, здание размерами больше торгового центра, отличную акустическую систему и новое ковровое покрытие! Ты сам можешь стать лидером — смиренным, разумеется, но тем, за которым последуют люди, а твоим вкладом станет не что иное, как вечное влияние на их судьбу!»
Когда я стал христианином, изменилось все.
И ничего не изменилось.
Величина Бога
Христиане верят, что некогда божественное начало пребывало в яйцеклетке, продвигающейся к матке встревоженной юной девушки. Но две тысячи лет спустя слово «маленький» приобрело негативный оттенок. Ислам ведет подобную битву с мыслью о величии. Его непритязательные начала, заложенные в Мекке и в Медине, уступили место мечтам об экспансии. Если Бог велик, значит, и
Почему мы настолько одержимы идеей «великого» Бога и «великой» религии? Каким образом Возлюбленный преобразился в императора?
Когда мы прослеживаем путь человека от материнского чрева до могилы, боязнь малости неизбежна. После рождения вся наша энергия направлена на выживание. Мы учимся дышать, справляться с изменениями температуры и работой внутренних органов, с голодом и жаждой, учимся ходить, следовать указаниям, просить помощи, если мы в беде. Если все идет успешно, тайна и слава человеческой жизни постепенно охватывают нас. Вселенная кажется дружелюбной, по–матерински и по–отцовски заботливой. Нам кажется, что мы существуем не просто так. Мы ведь куда–то движемся, верно?
А затем, примерно в конце детства и в начале подросткового возраста, происходит еще одно событие. Мы осознаем, что магия и тайна нашего существования конечны. Наш разум становится зрелым, мы без труда представляем себе момент времени в будущем, когда в живых не останется никого, кто знал нас. До нас доходит, что будущее может быть, хотя нас не будет. Все, в том числе эта минута, когда–нибудь исчезнет бесследно, вместе со всеми доказательствами нашего существования. Фрейд назвал опыт осмысления подобных идей «травмой самоосознания». Чешский писатель Милан Кундера в книге «Невыносимая легкость бытия» именовал это бремя «легкостью»[60] .
Назовите его, как угодно — травмой, легкостью. Заноза вечности в нашем сердце вызывает у нас желание что–нибудь да значить. Мы пытаемся компенсировать свою малость, ставя перед собой значительные цели. На протяжении всей жизни мы беспокоимся о размерах всего, что мы собой представляем или чем владеем: от размеров пениса или груди до размеров автомобиля или дома, от величины нашего влияния, карьеры и свойств нашего интеллекта или остроумия до размеров нашей компании или численности паствы. Как только отпадает необходимость беспокоиться о еде и крыше над головой, мы принимаемся компенсировать нашу абсолютную незначительность.
Все, что мы делаем, о чем думаем или говорим, направлено на то, чтобы справиться с «шоком небытия», как назвал его богослов Пауль Тиллих. Нам недостает магии, тайны и наивности собственного детства. Например, в данный момент я пытаюсь справиться со своей малостью, занимаясь написанием этой книги. И я признаюсь в этом с надеждой, что после такого признания ваше уважение ко мне вырастет!
На протяжении всей современной истории некоторые мыслители и философы призывали нас перестать сетовать на такое положение дел в мире. Они твердили что–нибудь вроде «смысла нет, нам надо просто примириться с тем фактом, что все мы бесконечно малосущественны. Такова на самом деле человеческая участь, а вера в любое божество, идею или объект — всего лишь один из способов преодолеть травму небытия. Особенно — религия. Религия — не что иное, как истерическая и отчаянная попытка придать жизни смысл. Но смириться с истиной о человеческом существовании — задача не для малодушных».
А если малость — божественна?
Что если абсолютная слава существования — в его малости, и самая значимая роль, которую только можно сыграть, незрима, не заметна с высоты нашего надменного стремления к чему–то великому?
Иисусу не раз приходилось давать объяснения о Царстве Божьем людям, которые, подобно нам, гадали о смысле человеческого существования, кажущегося таким жалким. «И сказал: чему уподобим Царствие Божие? или какой притчею изобразим его? Оно — как зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле»[61]. Царство Божье существует, подобно крошечному семечку в почве. Оно скрыто. Реально, но незримо.
Жизнь, имеющая характер вечной, выглядит маленькой, несущественной,
Почему же мы, религиозные люди, так часто вносим коррективы в представления друг друга о Боге, твердя: «Ваш Бог слишком мал»[62]?
А если наш Бог чересчур велик?
