Они гадают, почему именно мы первыми бросаемся решать проблемы мира с помощью оружия, а не терпением и смирением. Я пришел к выводу, что именно нам после 11 сентября необходимо обратиться к путям Иисуса. — И я умолк.
Пояснений они не попросили. Внезапно они заговорили о чем–то совершенно постороннем, словно и не слышали меня. Интервью быстро закруглили, я не пробыл в эфире и половины обещанного мне времени. Повесив трубку, я завертелся в офисном кресле, потом уставился в далекую воображаемую точку, ожидая, когда уйдет нервная дрожь, и надеясь, что тиканье часов на стене подействует как акупунктура и принесет мне облегчение.
Я думал о моей собственной религии, осознавая, что именно наш комплекс превосходства превращает нас в низшую силу из всех, которые меняют мир к лучшему.
Но взглянув на ряд книг, недавно изданных новыми авторами, я почувствовал, что есть надежда. В этих книгах обсуждалась давняя одержимость христианства властью, жажда добиваться ее любыми путями в каждый исторический период — от времен императора Константина до эпохи императора Консьюмеризма. Меня утешило, что новое поколение пасторов, активистов, художников и писателей сумело высказаться за учение Иисуса и открыть множество поразительных примеров христианского смирения — и отдельных личностей, и общин, в прошлом и настоящем, любящих и меняющих мир.
Кроме того, я понял, что в наших самых обыденных обрядах и обычаях мы видим не того Бога, которого видят желающие «завоевать Нью–Йорк для Иисуса».
Вся полнота славы Божьей
В моей христианской конфессии, церкви адвентистов седьмого дня, мы регулярно вспоминаем одно довольно специфическое событие из жизни Иисуса. В библейские времена раб или слуга мыл ноги всем прибывающим гостям — эта практичная любезность была необходима после ходьбы по немощенным пыльным или грязным дорогам. Автор Евангелия от Иоанна сообщает, что когда все ученики собрались на Тайную вечерю, Иисус решил явить им славу Божью. Он встал из–за стола, снял верхнюю одежду, подпоясался полотенцем и налил воды в умывальницу. И принялся мыть всем ноги[63].
Каким образом это действие должно было явить славу Божью? Славу «до конца», как пишет евангелист.
Христианская религиозно–мистическая писательница Тереза Авильская говорит о состоянии человека:
Боже, я не люблю тебя,
Я не хочу даже любить тебя,
но я хочу захотеть тебя любить!
Вот почему умывальница и полотенце для меня — самые убедительные символы христианской веры. Они вызывают во мне любовь к Богу.
Из этой истории мне известно, что Бог не «большая космическая шишка», а космический слуга, встающий на колени перед всем живым в знак смиренного служения.
Когда я начал ходить в церковь в Битоле, городке в Македонии, где служил в армии, мне нравилось слушать проповедника (подробнее об этой церквушке и проповеднике рассказано в восьмой главе). Чаще всего меня завораживали его рассказы о библейской поэзии и сюжетах. Но иногда на протяжении всей службы я витал в облаках. Однажды, когда я грезил о нежном теле моей подружки, оставшейся дома, проповедь вдруг оборвалась, поднявшийся шум заставил меня очнуться. Все направлялись в другое помещение, где были приготовлены ведра с теплой водой, полотенца и белые тазы.
Я заволновался. «И что теперь будет? Операция? Э, да они хотят кому–то устроить обрезание!» Затем до меня дошло, что я самый, младший из присутствующих мужчин. Я приготовился объяснять, что, несмотря на весь мой интерес к этой религии, я еще не готов к обязательствам такого рода, и кроме того, уже был обрезан в детстве как мусульманин.
Но моя паника была напрасной. Прихожане расселись по стульям, расставленным двумя кругами — мужчины заняли стулья в одном кругу, женщины — в другом; перед каждым стулом на пол был поставлен таз для воды. Один человек давал указания и молился. Не говоря ни слова, участники обряда сходили наполнить тазы водой и вернулись. Встав перед другими людьми, сидящими на стульях, участники обряда вымыли им ноги и вытерли полотенцем. Несколько человек монотонно напевали какую–то старую церковную мелодию.
Каждый раз, когда очередной прихожанин вставал на колени, чтобы вымыть другому ноги, все они будто мягко внушали мне: «Тебе ни за что не познать Бога, пока ты не увидишь, как Бог стоит перед тобой на коленях и моет тебе ноги».
Один старик наконец повернулся ко мне.
— Сынок, так поступает Бог, — слабым голосом объяснил он. — Так Бог изменяет мир. Таков путь Божий. — И он вымыл мне ступни.
Тем утром я перенес операцию.
Обрезание.
Моего сердца.
Почему неверующие ближе к Богу
Мне запомнилось, как мы, десять жителей Нью–Йорка, собрались в одной кофейне неподалеку от «Нулевой отметки»[64], через несколько дней после 11 сентября. Каждый из нас высказывал свое мнение о том, каким образом можно прекратить нападки разрушителей на нас. В то время мы яснее, чем когда–либо прежде, осознавали, что следует делать. Нас окружал дым, но наш разум не был замутнен. Мы опьянели от боли, горя, гнева и страха. Но в тот момент все мы были в здравом уме. И все высказались за низвержение террористов, но так, чтобы одновременно выразить уважение к народу, земле, культуре и религии, к которым они принадлежали. Узнать и порадоваться благодати и красоте. И быть благодарными за то, что все это есть на земле.
Сегодня большинство подлинных изменений в мире именно так и происходит, благодаря неудержимой силе смирения. Смирение имеет отношение не просто к доброте или к добродетелям, а к познанию того, как на самом деле Бог меняет мир.
Вопреки представлениям о Нем Бог мал. Его последователи ниспровергают зло добром. Если мы попытаемся преодолеть человеческую одержимость величием, особенно в сфере религии, пользуясь при этом только силой, мы станем врагами. Наша ненависть не смущает и не обезоруживает врага: это делает любовь. В духовной реальности (то есть в мире как таковом) не стоит надеяться на силу. Просто она делу не поможет.
Беда в том, что мы уверовали, будто смирение не действует. Проявления слабости считаются наивными. Для многих из нас, религиозных людей, слово «маленький» никак не связано с верой.
Но величайшее потрясение человеческого существования превращается в величайшую радость: мы малы потому, что являемся частью чего–то, превосходящего нас.
Перед нами, христианами, Иисус стоит на коленях, и от этого нам неловко. Мы считаем, что это неуместно. Если наш божественный учитель мал, значит, и наши мечты о величии должны быть ошибочными.
Как ни парадоксально, у тех, кто не верит в Бога, есть окно, вид из которого помогает понять духовную
