словно живая. Взгляд у девушки был совершенно стеклянным.
— Стойте! — С перепугу у Брюса даже голос прорезался. — Я маг! Еще один шаг, и я растревожу ваш проклятый городишко и подниму все, что спит под ним!
Говорил Брюс негромко. Практически сипел. Но в невероятной тишине, которой сопровождалась вся эта погоня, даже шепот разносился на тысячи шагов окрест.
Они замерли. Блестели сотни пар глаз. Колыхались блеклыми крыльями припасенные сети.
— Не посмеешь, — сквозь зубы возразил тощий тип в богатой одежде. — Подняв древнее зло, ты погибнешь вместе с нами. Никто не в силах повелевать им, кроме сгинувших земляных магов.
Лица вокруг были разными и одновременно похожими, как плохие слепки. Белесые, невнятные, едва обозначенные. Даже детские лица выглядели уменьшенной копией взрослых. У младенца, что держала толстая молодуха, и впрямь рот был заклеен листом липучки. Младенец моргал, таращась в небо, и жизнерадостно махал выпростанной ручкой. Кое-кто тоже задрал головы и разинул рот.
Крылатый силуэт заслонил солнце. На мостовой разрасталась черная тень. Недовольный гиппогриф тяжко брякнулся возле Элии, неловко спланировав и чудом вписавшись в тесное пространство. Сердито взъерошился, оглядывая собравшихся желтыми ледяными глазами.
— Пошли прочь! — велела Элия, воодушевленная возвращением зверя.
Лако согласно клекотнул, пригибая голову и выставив зловещий клюв. В когтях, мимоходом сковырнувших парочку булыжников из мостовой, застряли клочья сетей.
А то горожане гиппогрифов не видели!
Раздавшиеся было в стороны ряды тут же сомкнулись и приблизились еще. Неумолимое наступление нервировало. Казалось, сейчас чужаков с головой накроет, будто трясина, — быстро и бесследно.
Отступая, они уперлись в растопырившийся посреди перекрестка немой фонтанец. Исполинский еж расставил забитые землей иглы-трубки. Несколько самых тонких обломились, когда Брюс неловко снес их локтем, и раскатились с тусклым звоном.
Что там Никет говорил о прикопанном под фонтаном коллеге? А что, если…
— Брюс? Кажется, они хотят стрелять…
Брюс лишь косо дернул ртом, поглощенный чарами. Прижал ладонь к ежовой морде, прислушиваясь к отклику. Каменный зверь беззвучно вибрировал, словно пытаясь выдавить из себя закостеневший крик. Керамические и металлические трубки-иглы заметно тряслись.
Ну же! Где же ты там?
Казалось, что еж сейчас сам сойдет с места, переступая тяжкими лапами с заботливо выточенными медными коготками.
— Ты что творишь, колдун?! — спохватился кто-то из горожан. Не закричал, но оклик пронизал тугую тишину, словно раскаленные брызги. Брюс даже дернулся.
— Скорее!
Каменный еж кряхтел. С сухим треском отходила и падала хлопьями коросты облицовочная мозаика. По звериной морде побежали трещины…
Бесполезно! Или мало усилий?
— Брюс… — Элия зацепила Брюса за рукав, но он стряхнул ее руку машинально, даже не задумываясь. Что-то происходило под твердой шкурой города. Что-то встрепенулось. Шорохи, скрипы, едва различимый скрежет наползали приливом.
Однако и горожане времени не теряли. Беззвучное кольцо стиснулось. Даже дышать стало труднее.
Брюс не выдержал, раскинув руки. Мощеная булыжником мостовая заворочалась, выплевывая камни. Словно гранитная змея, она взъерошила чешую. Один из булыжников с сухим треском разбился о стену дома. Люди прянули в стороны.
Тетка с младенцем присела с перепугу и метнулась за угол, прижимая ребенка.
Еж-фонтан содрогнулся, переступил лапами, из трубок разом плюнули земляные пробки, расшибаясь о стены вокруг, по перекрестку застучали комья земли. А прокашлявшийся фонтанец вдруг, покачиваясь, запел — надрывно, беспощадно фальшивя…
Мелькнувшее в толпе лицо Никета исказилось смертным ужасом. Брюс сам ужаснулся, когда увидел, как воздетые вверх руки травника сплелись было в атакующий знак. По площади поползли, завихряясь, пыльные поземки. Даже показалось, что воздух вокруг Брюса с Элией уплотнился на мгновение, подернувшись серыми рисками…
А затем Никет уронил бессильно руки и, не оборачиваясь, пошел прочь, расталкивая бегущих горожан и игнорируя суматоху.
Брюс глубоко вздохнул. Воздух пах озоном.
Никет не смог? Не осмелился? Не захотел?..
Зато он сможет и осмелится. Хуже того, он хочет этого!..
Древний город напрягся. Как тогда, на площади в Стогорах, дома качнулись, когда в фундаментах заворочались жертвы. Волны скрипов и стонов раскатились по ущельям улиц. Под каменной шкурой, под оплеткой мощеных мостовых, под седалищами строений зашевелился озадаченный Зверь…
— Нет, Брюс! — вдруг горячо зашептала Элия. — Не надо!
У виска коротко дунуло. Пронесшаяся мимо стрела выщербила стену рядом, оставив белесую язву. Девушка отшатнулась. Брюс зло оскалился, высматривая стрелка.
— Нет! — вдруг тверже и громче повторила Элия. И понеслась по нарастающей, уже непонятно к кому обращаясь: — Не смей! Нет! Нет! НЕТ!!!
Она завизжала так, что Брюс мигом оглох и присел, зажимая уши.
— КАК ВЫ СМЕЕТЕ?! ПРОЧЬ!!! ВОН!!!
В беззвучном городе крик метался, словно огонь, опаляя привыкших к тишине людей и строения, обжигая, пугая, гоня прочь. Толпа шарахнулась в стороны, раздаваясь. В голос завопили изумленные дети, добавляя хаоса. Кто-то упал с перепугу, его едва не затоптали.
Гиппогриф бешено забил крыльями, оседая на задних ногах.
— ВОН!
По круглым печатям на скрещении улиц побежали черные, словно нарисованные тушью трещины. Края одной из печатей дрогнули и принялись расходиться.
— ЗВЕРЬ!
Это стало последней каплей. Кто-то подхватил вопль девушки. Большинство бездумно прыснуло прочь.
Взбудораженный гиппогриф пятился, тряся головой. Желтые круглые глаза таращились ошалело. Элия схватила его под уздцы и прыгнула в седло. Обернулась требовательно:
— Ну?
Брюс едва успел вскочить, как Лако понесся по исковерканной мостовой, брызжа каменной крошкой. Подражая хозяйке, он гневно и громогласно заклекотал.
Беглецов не задерживали. Даже постройки, кажется, торопливо расступались и уклонялись. Дробный стук рассыпался по пустым проулкам. Безъязыкие колокольчики не шевелились.
…Трава перекатывала зеленые волны. По налитому молочной зеленью колосу полз желто-красный жук. Аккуратно полз, молча. Исполненный достоинства от сознания собственной значимости, он никуда не спешил.
— Почему ты помешала мне? — спросил Брюс, глядя, как ветер в невообразимой выси облизывает и заглаживает крутобокое облако.
Элия, валявшаяся на спине рядом, повернула голову. Отвела ворсины травы, что разделяли лица собеседников. Хмыкнула, покусывая стебелек:
— От обещанного древнего зла наверняка было бы трудно избавиться. Увяжется еще следом.
— Ты пожалела их?
— Там были дети.
— Ты испугалась за детей?
— Я… — Лицо ее забавно изменилось. Пушистая метелка щекотала бровь девушки, заставляя ее
