«…а если кто осмелится выдавать себя за мага или высокопоставленное лицо и воровским способом воспользуется запретным для него путем, то карается это преступление мгновенной смертью…»
От дождя горючая надпись была заговорена намертво.
— Воодушевляет?
— Я, между прочим, все еще дочь барона! — возмутилась Элия. — Я имею право!
— Угу. Покойная дочь.
Растрепанная, немытая, в грязной обтерханной одежде дочь барона Загорского производила достойное своему титулу впечатление. Кажется, она и сама это прекрасно осознавала, потому что сдалась достаточно быстро. Умолкла, поглаживая взъерошенного Лако. И вдруг обернулась, просияв:
— А если ты?
— Что — я?
— Ты больше похож на аристократа, чем я, дочь барона. Может, потому что я не дочь барона?
— Извини?
— Неважно.
Брюс встряхнул головой:
— Думаешь, изысканная куртка в потеках грязи выгодно оттенит аристократическую бледность моей физиономии? А изящество кистей никому не позволит разглядеть ссадины и землю под ногтями?
— Я думаю, что ты — вылитый маг с Золотых земель. И в седле Лако ты отпугнешь любого желающего познакомиться с тобой поближе. Для магов внешний вид значения не имеет. Недавно это уже выручило нас. Никто не станет связываться с магом.
— Кроме другого мага.
— Что им здесь делать?
— Охотиться… на кукол, — сквозь зубы процедил Брюс.
— А я стану твоей куклой.
— Ты понятии не имеешь, о чем говоришь.
— Да неужто? — совершенно невозмутимая Элия заплетала потрепанную косу, готовясь к светскому общению.
Непроницаемо-плотная гранитная плоть перемежалась с вставками из мутного от толщины хрусталя, а сам камень пронизывали бесчисленные металлические волокна, как прожилки в мраморе.
Стоило приблизиться, как листва каменных ясеней едва уловимо зазвенела… Сильнее, быстрее…
Звон накатил, пронял, ожег череп изнутри миллионом крошечных стеклянных иголочек и… Сгинул.
Брюс перевел дыхание.
— Чего ты там рассматриваешь? — невозмутимо осведомилась сверху Элия.
Ну, например, металлическую стражу, застывшую в складках ясеневой коры. Хорошо вооруженных големов, готовых в любой момент за миг искрошить чужака, не внявшего ясному и четкому предупреждению.
Или, скажем, вписанные прямо в узор на плитах лестницы ловушки. Древние, может, уже и разряженные… А вдруг — нет?
Брюс отдернул ладонь от прозрачного листа, слабо подрагивающего на конце склоненной над ступенями ветке. По прожилкам текло мерцание. Брюс едва коснулся кромки листа, а на пальце осталась глубокая кровоточащая царапина.
Если ясень сбросит листву разом, то неосторожного путника в мгновение напластает на миллион тончайших ломтиков.
Как-то неприветливы они здесь к гостям…
— Брюс! Поспеши. Будет странно, если кукла явится без кукловода…
От такой своенравной девицы можно ждать самостоятельности даже после обращения в инертную куклу, с досадой подумал Брюс, нагоняя Элию и Лако.
«Будьте осторожны…» — внезапно прошелестело над ухом.
А то мы без тебя не знаем! — если на ком и бесполезно было срывать досаду, так это на бесплотном Дьенке. Но рядом больше никого не оказалось.
…Сильно засквозило. Влажный ветер прянул навстречу, взъерошил шевелюру, взметнул одежду.
Пространство раздалось в обе стороны — справа в огненный полумрак, слева — в сумрачность непогоды. Заплескались длинные, черные тени. Проходная вытянутая зала пронизывала Замок насквозь. В дальнем конце слабо синело.
Брюс невольно поежился, приподнимая ворот. А внизу-то не в пример теплее!
Как ни странно, но верхняя часть замка выглядела хуже нижней. Прежде этаж был шире раза в два, но левая его половина рассыпалась, снесенная то ли неповоротливым драконом, зацепившим Замок на излете, то ли не менее неповоротливым временем. За обкусанным окаемом стен и пола осиротело высились колонны пустых опор, между которыми тянулась тонкая гранитная нить, оставшаяся то ли от галереи, то ли от перекрытий пола. Примерно в три ладони шириной. Ее облюбовали крылатые гадюки.
Обрыв от остальной залы отгораживали металлические перила, возведенные уже после обрушения.
Ветер не унимался, меланхолически кружась под сводом и тренируясь в художественном свисте. Выходило фальшиво… В панцирях яшмовых черепах, подвешенных на медных цепях или закрепленных на столбах, вяло шевелилось пламя. Несколько жар-птиц неприкаянно вились между балками, не находя себе места.
От наблюдения за ними становилось еще холоднее.
Людей было мало. В обширной зале, размером с деревенскую площадь, одинокие высокорожденные путники, пережидавшие непогоду, раскатились по нишам и теням. Прямо к резным каменным столбам были привязаны лошади.
В кресле справа, вытянув длинные ноги и запрокинув голову, дремал безразличный ко всему огненный маг. Рыжий гиппогриф, свернувшийся поодаль, лишь лениво приоткрыл затянутый белесой пленкой глаз, провожая взглядом цокающего Лако.
Лако надменно отвел клюв, игнорируя собрата.
Несколько смурных вооруженных людей расселись тесным кругом в самом дальнем углу. Неподвижностью своей они вполне могли посоперничать с големами у входа.
Недовольный мужчина в судейском плаще нервно мерил шагами отрезок между двумя погашенными светильниками. За ним по пятам таскалась его блеклая тень и такой же выцветший помощник с охапкой бумаг. Из прорехи в каменном своде на непоседу сочился бледно-серый свет, продернутый серебром дождя. На плечи дождевая крупа оседала липким бисером.
— Как же ску-учно! — во всеуслышание простонали нежным голоском.
Еще одно кресло, накрытое наскоро брошенной меховой накидкой, занимала золотовласая изящная прелестница в платье с таким длинным шлейфом, что он змеился шагов на десять.
— Напрасно вы затащили меня в эту дыру, — прелестница надула губы, гнездясь поудобнее в кресле. Длинный шлейф на полу изобразил вполне независимое шевеление.
— Вы желали новых впечатлений, — смирно ответствовал некто согбенный подле красавицы. Явно уже не в первый раз.
За креслом красавицы громоздилась плечистая, здоровенная фигура рукохода. Рукоход зевал, не стесняясь, демонстрируя набор крепких зубов. Впрочем, зевота не помешала ему выстрелить в новых людей
