фантазии по поводу того, каким образом мальчик показывал ей комнаты: по залу сновали служанки, а у девушек, как известно, чуткие ушки и длинные язычки. Правда, любой был бы не прочь оказаться на месте паренька… даже если мечты так и остались бы мечтами.
В общем, приставать к людям с расспросами про конные носилки – по меньшей мере глупо. Флайри помрачнела. Вечерело, узкие окошки словно затянуло темно-синим шелком. Тяжелые балки, почерневшие от времени, терялись в темноте, сгустившейся под потолком. Рыжее пламя светильников как будто стало ярче. Его раздвоенные язычки вытягивались, лизали тьму и тут же одергивались, словно находили ее вкус отвратительным.
Задумавшись, Флайри не заметила, как наемница вернулась в зал. Паренек по-прежнему следовал за ней, сияя, точно новенький содар, и смотрел на нее так, словно этот содар она только что положила ему в карман… вместе с приказом о зачислении в гвардию Туллена.
– Прекрасные комнаты, – сообщила она. – На таких постелях, как у вас, можно выспаться за две стражи! Пусть приготовят седьмую, хорошо? А Косар пока принесет мои вещи.
– Косар? – ахнул трактирщик. – Давайте я лучше Илликса, нашего вышибалу, позову… Эй, Илликс!..
– Не стоит, – женщина покачала головой. – Человек, следящий за порядком, выполняет почетный долг, и не стоит его беспокоить. Такой сильный юноша, как Косар, вполне справится: я же не прошу принести мне в комнату коня.
– Желаете что-нибудь еще? Умыться с дороги?
– Скорее выкупаться, почтенный.
– Будет исполнено. Вайла, пошевеливайся!.. Не угодно ли пока перекусить?
– Думаю, я успею только сходить за вещами. Когда мы с Косаром вернемся, меня будет ждать чан с теплой водой – верно?
Она выдержала паузу, за время которой можно было успеть только сказать «да», и добавила:
– Я непременно воздам должное вашей кухне, только чуть позже. Не стоит купаться на полный желудок.
Незнакомка по-прежнему стояла к Флайри спиной, но счастливая улыбка трактирщика ясно указывала, что
«Если так попросить, могут и бесплатно обслужить», – подумала Флайри. Последняя надежда разлетелась вдребезги. Трактирщик не станет утруждать себя, вспоминая всех посетителей, побывавших у него за последних два дня. Он слишком занят тем, чтобы как следует обслужить эту краса…
В этот миг красавица повернулась, и наложница лорда-регента тихо охнула. Но на этот раз не от восторга.
От неожиданности.
Во-первых, она ошиблась с возрастом незнакомки: та была ровесницей самой Флайри, а то и постарше. Во-вторых… во-вторых…
Она даже не могла понять, красива ли наемница. Определенно, таких женщин красавицами не называют – и дело даже не в глубоком шраме, который пересекал ее левую щеку. Просто именно ради них зачастую бросают самых прославленных красоток.
Лукавый прищур небольших темных глаз… Усмешка получается немного кривой – скорее всего, потому, что шрам стягивает кожу. Однако иные отдали бы пять лет жизни, чтобы так усмехаться. Незнакомка поджимает яркие губы, которым словно пытаясь спрятать торжествующую улыбку – или сделать ее чуть строже, чуть безопасней… Поздно. И тяжеловатый подбородок, и рваный шрам на щеке из недостатков давно превратились… в то, что в сыскной службе Аккении принято называть «особыми приметами».
Тем временем наемница прошествовала к дверям и покинула зал. Флайри посмотрела ей вслед. Потом невидящим взглядом уставилась на тарелку с недоеденными фруктами. Ей хотелось только одного: уйти из «Чаши шипокрыла», сесть на коня и ускакать куда глаза глядят.
Но за комнату было уже заплачено. К тому же рано или поздно эта женщина отправится спать. Да, перед этим она выкупается – еще одна тема если не для бесед, то, скажем так, для раздумий, – потом почтит присутствием зал трактира… Но даже магия со временем рассеивается. В конце концов, утром она уедет. И когда хозяин очнется, с ним можно будет поговорить.
Она осушила кружку, встала и поплелась наверх. Фрукты служанка принесет к ней в комнату, а если и не принесет – невелика потеря.
Ступени поскрипывали под ногами. Скорее всего, в одной из них стоял «сторожок» – особое заклинание, которое сообщает хозяину о том, кто спускается или поднимается, позволяя лишний раз не вертеть головой.
«Скрип, скрип, скрип…»
Флайри вдруг показалось, что это восхождение никогда не закончится, и у нее возникло непреодолимое желание считать ступени – грубые, выглаженные не столько рубанком плотника, сколько ногами постояльцев.
«Скрип, скрип, скрип…»
Лестница закончилась так неожиданно, что Флайри споткнулась и чудом не упала. Дверь, за которой располагались комнаты, была гостеприимно распахнута. Длинный коридор, такой узкий, что два человека могли бы разойтись только боком, освещала пара свечей в ажурных глиняных светильниках. Стены и пол затянули причудливые кружевные тени. Из какой-то комнаты доносился густой храп – очевидно, хваленые магические завесы устанавливали только между комнатами.
Вздохнув, Флайри толкнула дверь, вдруг показавшуюся очень тяжелой, и вошла.
И в самом деле, здесь было совсем тихо. Желтые домотканые занавески опускались до самого пола. Запах свежевыстиранного белья бил в нос. Кровать, скорее всего, привезли из замка какого-нибудь сайэра или богатого торговца в числе прочей мебели, выброшенной то ли за ненадобностью, то ли за отсутствием владельца. Новый владелец довольно аккуратно спилил витые столбики, на которых когда-то крепился балдахин, и прибил в изголовье широкую доску. Три столбика пошли на сооружение прикроватного столика, который стоял тут же, накрытый пожелтевшей кружевной салфеткой. Шкаф со скрипучими дверцами когда-то украшали резные накладки, но сейчас половина из них оказалась сколота. А на стене красовалась картина, которая, судя по подписи, изображала «Поединок лорда Адрелиана с проклятым Раэром».
Хозяин, памятуя про близость столицы, не поскупился и приобрел не кое-как раскрашенную гравюру, а самую настоящую картину, выполненную маслом – пусть даже не по холсту, а по гладкой доске, – неким то ли Дротом Сааксом, то ли Дротом Саамом. И раз уж повесил ее здесь – значит, комната и вправду предназначалась для почетных гостей. Тех, что не попытаются проломить голову какому-нибудь тулленскому подданному творением почтенного Саакса – или Саама… разве что сей подданный убедит их, что не может называться честным человеком. И не станут в состоянии подпития устраивать состязания в меткости, используя в качестве мишени лица тулленских воинов, изображенных на картине.
Воины Туллена, выстроившиеся в два ряда за спиной своего полководца и бесстрастно наблюдающие за поединком, походили друг на друга, точно близнецы. То же самое можно было сказать и о гномах. А вот на воинстве Тьмы почтенный живописец отвел душу, хотя твари получились скорее забавными, чем страшными. Маги Черного Ковена были бы весьма рады, согласись он поделиться с ними парой задумок. Во всяком случае, без помощи заклинаний эти создания вряд ли смогли не то что передвигаться, но и стоять на ногах.
Их предводитель явно не удостоил художника чести позировать для великого полотна, и оставалось только гадать, насколько Полководец Тьмы похож на свой портрет. Разглядывая рыцаря в черных латах, Флайри вспомнила, что никогда не спрашивала у Адрелиана, как выглядел Раэр. И Адрелиан никогда не рассказывал. Только однажды бросил:
«Раэр был мальчишкой. Умным, сильным, но мальчишкой».
Того, кто скакал навстречу Адрелиану с огромным бердышом в руках, назвать «мальчишкой» язык не поворачивался. Не было в его лице той юной бесшабашности, которая порой сияет в глазах седых стариков и обещает способность совершать чудеса. Выпирающий вперед подбородок, который, не разобравшись, можно принять за часть шлема, огромный крючковатый нос, похожий на клюв гвейхира… Наплечники в виде сцепленных костлявых пальцев… Само собой, с лезвия бердыша падали капли крови. На небольшом круглом щите – и куда с таким в конную атаку? – красовались три очень старательно прорисованных черепа. Живописец явно желал, чтобы они выглядели настоящими. Но когда служители Тьмы украшали
