под забралом и поняла, что доспех пуст.
Он словно висел в воздухе, не касаясь разбитых каменных плит подошвами железных сапог. Нити зеленоватого свечения, похожие на тонкие мохнатые щупальца, словно ощупывали маслянистую поверхность желтоватого, до блеска отполированного металла.
В том, что ему не раз доводилось принимать удары копий, сомневаться не приходилось. Кто бы ни начищал эти латы, ему не удалось выбрать многочисленные щербины, похожие на отметины, что оставила оспа на лице стареющего придворного щеголя. Едва заметные, они покрывали гладкий нагрудник, горжет, словно раздвинутый изнутри усилием могучих мускулов, и щиток-тарч на левом плече, заостренный кверху, точно язык тяжелого пламени – казалось, он предназначался не для того, чтобы отражать вражеские удары, а сам был оружием, разящим нападающих сверху неведомых тварей.
Тварей с костями из литого металла… Одолеть их по силам только таким воинам, как тот, кто носил этот доспех – могучим великанам, что на целый локоть выше обычного человека. Повергнув врагов в жестокой схватке, они привозят домой их головы и отдают оружейникам. А те изготавливают из черепов наплечники для доспехов победителя, а из зубастых челюстей – налокотники… подобно тому, как орочьи вожди украшают щиты черепами убитых неприятелей…
Наемница сморгнула, но наваждение не пропало. В какой-то миг ей начало казаться: туманные волоконца не просто плавают по собору, как дым в лощинах осенним утром. Они связывали подобием паутины участников странного ритуала… Или это вовсе не люди, не живые существа и даже не порождения Тьмы, с помощью богопротивной магии вернувшие своим телам подобие жизни? Может, эти странные одежды и бледная кожа скрывает все тот же желтый металл… Стоит сорвать их, и блеклые язычки тумана тут же примутся осторожно облизывать его, точно лоснящуюся мертвую плоть?
Она потерла кончики пальцев: ей показалось, что она невзначай макнула их в прогорклое масло.
Словно неведомо каким образом прикоснулась к наручам, и впрямь напоминающим руки преступника, с которого живьем содрали кожу… Скорее всего, они набраны из толстой проволоки. Начищать их сложнее, чем гладкие литые поверхности, а времени было мало, вот они и остались темными… Но чем дольше Флайри убеждала себя в этом, тем меньше верила. Страх, подкравшись незаметно, касался кожи липкими паучьими лапками.
И не обернуться. Не отвести глаз от зубчатой розетки на груди металлического воина, похожей на мельничное колесо. Вот-вот оно повернется, и омерзительный стальной скрежет прорежет тишину, разорвет непрестанно шевелящиеся призрачные нити, что как будто держат мертвого воина, не давая упасть…
Снова зазвучал тихий монотонный голос. Не мужской, не женский… бестелесный. И на полу перед амвоном начала проступать тусклая огненная спираль.
Голос смолк. Но спираль становилась все ярче и медленно, завораживающе медленно вращалась. Она была огромна – добрый десяток шагов в поперечнике. Казалось, ее тупой конец вот-вот коснется железных сапог.
Наемница смотрела не на спираль. Она смотрела на высокого человека с длинными светлыми волосами, который неподвижно стоял в центре ленивого огненного водоворота. Слишком далеко, чтобы разглядеть лицо… Адрелиан?
–
Она вдруг поняла, что видит духа, призрака, – кого угодно, только не человека. Сквозь высокую статную фигуру можно было смутно разглядеть камень стены…
Внезапно наемница застонала, качнулась и начала оседать на камни. Ее лицо вдруг постарело, подурнело и стало похоже на тряпичную маску-личину с разорванной и наскоро зашитой щекой – маску вампирши, прикусившей одним клыком собственную губу.
Флайри осталась одна. Тишина невыносимо давила – так, что хотелось изогнуться и крепко приложиться затылком о каменистую землю. Слух просил хоть каких-то звуков. Но все звуки куда-то подевались, куда-то исчезли: и пение ночного сверчка, и скрип козодоя, и почти неуловимый слухом шелест ветра в траве. Тысячеглазая безмолвная ночь зорко глядела вниз, и казалось: ничто не в силах укрыться от равнодушного холодного взгляда.
А затем она услышала… Нет, показалось, обманул собственный пульс, отдающийся в ушах… Однако несколько мгновений спустя сомнений не осталось: шаги! Приближаюшиеся осторожные шаги!
– Мну, малыш! – позвала Флайри тихонько.
Потом несколько громче:
– Я здесь, сюда!
Неизвестно, что творилось на душе у маленького осклизга… Да и есть у него вообще душа? Однако всю его жизнь люди дрессировали и натаскивали болотное существо, добиваясь, чтобы оно лечило, умеряло страдания… Многолетние старания не пропали даром: очевидно, какие-то эманации избитой и страдающей Флайри пересилили панический страх, внушаемый мертвецами Мну.
Из темноты выплыла закутанная в плащ фигура – не Мну! чужой! – и Флайри поняла, что опять ошиблась… А вот расчет наемницы опять оказался точен.
Повисла томительная пауза. Наложница не могла толком рассмотреть остановившегося в нескольких шагах незнакомца. Он же, казалось, разглядывал ее весьма внимательно, нимало не смущаясь темнотой. А затем произнес странным голосом, сопровождавшимся металлическим лязганьем:
– Доброго вам здоровьичка, сейра Маар!
Флайри изумилась. Давно, очень давно никто не называл ее так – став наложницей, девушка теряет родовое имя.
Знакомый из прошлой жизни… Может, не все так плохо? Врагов тогда юная Флайри еще не успела себе нажить… Она пыталась хоть как-то приободрить себя, но ничего не получалось. Всё плохо. И станет еще хуже.
И тут из-за горизонта наконец выскочила Галлана, первая и меньшая из лун, – она двигалась по небу стремительно, не в пример своим неторопивым товаркам.
Старый знакомец шагнул вперед, откинул капюшон, скрывавший лицо. Знакомец? Нет, узнать его Флайри не смогла… Да и немудрено: лицо человека было страшно изуродовано.
Нос и уши отсечены, и раны зажили не так давно; губ тоже нет, в лунном свете поблескивали оскаленные в вечной ухмылке зубы. Стальные зубы…
– Не узнаете, сейра Маар? – пролязгал изувеченный. – Понятственно, кто ж людишек-то запоминает, кому нагайки выдает да копытами лошадиными их топчет… А вот я не забыл, Бо-Заир ничего не забывает.
– Вы ошиблись… Я никогда…
Бо-Заир засмеялся, и лучше бы он этого не делал. Казалось, что части тела, производящие смех, ему тоже отковали из стали, а затем смазали змеиным ядом.
– Было, было… Людишки винцо попивали, никого, значит, себе не трогали, а тут рог трубит, солдаты скачут… Были зубы у Бо-Заира – подковой хрясь! – и не стало.
И Флайри вспомнила! Тогда, много лет назад назад, на самой заре их знакомства с Адрелианом… Мятежный сайэр Яллен Суркот велел открыть винные погреба, надеясь привлечь на свою сторону пьяную чернь. Лорд-регент запретил гвардейцам пускать в ход оружие, хмельная толпа не выдержала вида скачущих на нее боевых коней. И юная сайрис Флайри Моор скакала там, у левого стремени любимого, – наверное, этот бедолага был слишком пьян и невзначай подвернулся под копыта…
Что-либо сказать и как-либо оправдаться она не успела. Бо-Заир надвинулся вплотную со словами:
– Я эту штучку вот попросил, значит, и получил для балеоговской потаскушки, для Дочки Снегов, так ее кличут… А нынче вот думаю: дайкось на тебе, значит, спытаю…
На миг Флайри показалось, что стальнозубый выдернул из-под одежды какое-то оружие, блеснувшее в лунном свете. Потом разлядела: не выдергивал, выскочило само, и вовсе не для боя сделано это орудие. Чудовищная стальная пародия на детородный орган, усеянная шипами, лезвиями и зазубренными крючками, напоминающими рыболовные…
Флайри закричала во весь голос, и кричала очень долго.
