Комсомольская? Сейчас такой улицы и в природе еще нет. Старопортофранковская, да, только общаги моей еще не построили». Ян растерялся.
Таким растерявшимся он бы еще долго стоял, но из-за деревьев вышло трое крепких молодых парней, одетых вероятно, по последней молдаванской моде. Высокие сапоги начищены, картузы набекрень в подпоясанных косоворотках, а на одном, в центре, был накинут пиджак, что видимо, считалось особым шиком.
Эти трое стали так, чтобы преградить Яну дорогу, явно с определенными намерениями.
— Антоша, ты посмотри сюда, какая уксусная морда. Он шо, к нам в гости пришел?
— Та, наверно, да, у нас на Прохоровской таких, шо-то я не видел.
— Зяма, и он заплатил копеечку, шоб тут ходить?
Ян понял, что сейчас у него что-то будут отнимать и, наверное, бить. Отнимать у него особо было нечего, кроме часов и мелочи в советских деньгах, которая вряд ли им понадобиться, но получить по морде не хотелось. Ян судорожно соображал. По уверенным лицам было видно, что уговаривать этих орлов бесполезно. Последней каплей в его решимости стал давно прочитанный рассказ, в котором описывалось, как в начале двадцатого века бандиты обобрали гражданина дочиста, то есть полностью, даже подштанники отняли. Вернуться домой без трусов после того, как он вернулся с букетом запахов отхожего места? Это могло сподвигнуть Ксению Ивановну на новые небылицы. Впрочем, тогда и придумывать ничего не надо будет. Такого он не переживет. Поэтому Ян стал тянуть время и вспоминать школу Жорки Голинея, тот иногда преподавал первичный курс уличной обороны, правда, Ян принимал в обучении участие чисто теоретическое, но кое-что запомнил.
Первая заповедь: ничего не бойся; вторая: не бойся показаться трусом; третья: нападай первым. Как говорил Жора: «Если их много, бей первым и делай ноги». Ян решился, полез в карман, достал оттуда мелочь, скопилось монет десять, оттягивали карман.
— Ребята, я не местный, к тетке в гости приехал. Вот всё, что у меня есть, он раскрыл ладонь с монетами.
— Кончай мне этих штучек, тоже мне Гоголь арапа запускать. Зяма, проверь ему по карманам, а то я смотрю, он хорошо грамотный и думает, что мы не можем ему сделать еврейское счастье, — распорядился Антон, в пиджаке в накидку, он у них был за главного.
— Ребята, правда, это всё что есть.
— Антоша, эта морда тошнит мне на нервы, Он, шо не понимает, что это он у себя где-то там — гройсе хухем, а кто он тут? Тут он еле-еле поц.
— Я ж и довожу, выверни ему карманы, что ты стоишь, как у архиерея на похоронах.
Зяма сделал шаг навстречу Яну и протянул руку. Ракита не стал дожидаться, когда из него сделают котлету и голым пустят гулять по улице. Он изо всех сил ударил носком туфли в коленку Зяме и бросил монеты в лицо Антоше. Дальше был топот и бег по темноте. Пробежав не одну сотню метров, петляя по темным закоулкам, запыхавшись, он присел за широким стволом дерева и затаился, стараясь сдерживать дыхание. Погоня отстала. Вокруг стояла тишина.
Ян раздумывал, что делать дальше. В такой темнотище нарваться на новых бандитов или на этих же, можно было в два счета. Здесь, под деревом, его вряд ли кто-то мог найти, во всяком случае, до утра. Утром будет видно, что делать дальше, куда идти. Сидеть в кромешной темноте тоже, конечно не сахар, но лучше чем перо в бок и похороны на неизвестном кладбище. Яну стало реально страшно, а что если он так и не вернется в своё время?
Глава 10
Петр Андреевич шлепал своими новыми штиблетами по тротуару. Домой, как всегда не хотелось идти. Пару часов он провел со старой подружкой Светочкой. Вот женщина, не только специалист по кроватной методике, с ней и о жизни можно поговорить. Отдохнул можно сказать на все сто. Он вышел из арки на улицу осмотрелся и решил проехать на трамвае до ж-д вокзала, а потом уже на автобусе до Таирова. Время детское: одиннадцатый час, но в вагоне трамвая было только три человека. Петр Андреевич выбрал кресло, которое на него смотрело и удобно уселся. Старый вагон грохотал и позвякивал, издавал странные и смешные звуки. Зозуля смотрел в окно.
За окном всё было обыденно и однообразно, он знал эту улицу с молодости. За тридцать с лишним лет она почти не изменилась. В основном стены стали более облупленными, а деревья более ветвистыми. Он смотрел, не мигая в стекло, а перед его глазами проплывали годы.
Снова вспомнилась Тимофеевна и Ян. Петр Андреевич горько усмехнулся, если бы Ян знал, как живет с единственной, законно ему принадлежащей, женщиной его наставник, он бы сильно удивился и, наверное, разочаровался. Он еще не понимает, что отношения с особями другого пола сводятся не только к постели, к вздохам, ахам, поцелуям и встречам под луной. Эти отношения слишком часто сводятся к жестокой бытовухе, ежедневной ругне и тихой или не очень тихой ненависти. Так и жизнь проходит, что интересно, быстро и совершенно незаметно.
Трамвай медленно поворачивал, покачиваясь на стрелке, вдруг из темноты выскочил чуть не под колеса вагона, молодой человек, показавшийся Петру Андреевичу очень знакомым. Он только мелькнул за окном, чуть не ударившись о борт вагона и отстал.
Очень похож на Яна, только с чего бы это ему на трамваи бросаться. Парень городской, из культурной семьи с детства мама с папой на электротранспорте катали.
Андреевич вспомнил, как вчера ходил на кладбище. Он один теперь за этой могилкой присматривает, больше оказывается некому. Похоронен там его командир, можно сказать второй отец. С самой войны они были вместе. Если бы не он, никогда Зозуля книжку не написал бы. Многого не было бы в его жизни, если бы, не замполит. Кремень человек был, никогда не отступал от своих принципов и Петра учил всегда отстаивать свою точку зрения, даже если против всех идти приходиться. Может, поэтому так рано и умер, раны военные тоже, конечно дали своё, но не они были главными.
После его смерти у Петра, как в пропасть всё полетело. Сначала Тимофеевна с парткомом, потом с работы сняли за пьянство, хорошо, хоть не посадили. Было за что: стройматериалы продавал налево и направо. Покатилось всё, покатилось, теперь вот в сварщиках, а что уважаемый человек? Только тошно от этого, как от сладкого ликера.
Петр Андреевич даже с кладбищенским начальством договорился, чтобы, если что и ему место рядом с капитаном забронировали. Обещали, хоть им соврать, что плюнуть. Приходиться задумываться о смерти, хоть кажется, еще и не жил.
Лифт в подъезде работал, он поднялся на этаж, открыл дверь. Тимофеевна чем-то занималась на кухне. Он прошел, в свою комнату не здороваясь.
Ян просидел некоторое время под деревом. Темнота была хоть и кромешная, но с течением времени зрение к этому привыкает, появляются силуэты, направление проникновения тусклого, но света. Еще больше в темноте усиливаются другие способности человека, кроме способности видеть. Ян начал более остро обонять и слышать.
Во-первых, он понял, что находится среди группы ветхих строений, которые в просторечии именуются сараями. Во-вторых, он понял, что ему крупно повезло и если бы «веселая» троица не отстала, то дальше ему бежать уже было некуда — тупик. Соответственно без штанов его бы здесь оставили точно, если не с пером в боку. Дерево, которое он подпирал своей спиной, стояло здесь единственное.
Затаившийся Ян, слушал звуки жизни в сараях. Домашней живности здесь не держали, но мыши и крысы неутомимо занимались своей подлой деятельностью. Они рыли, тащили, разгрызали и просто попискивали в своё удовольствие. Запахи здесь были еще сносными, не сравнить с «вагонными», но тоже не французские духи. Короче говоря, неуютно было Яну. Первый испуг от погони уже прошел, сколько он не прислушивался, топота слышно не было. Пришло время задуматься над своим положением.
Провести всю ночь рядом с такими настырными соседями уже не казалось приемлемым решением. Наиболее наглые из них пробегали совсем рядом, ничуть его не боясь, а даже проявляя интерес. Одна
