мух.
– Либо вы намеренно скрыли от меня этот факт – очень зря, кстати, – либо вам просто не пришло в голову связать эти обстоятельства воедино, – продолжила я. – Предлагаю вам обдумать их теперь – уже с новой, другой точки зрения.
Тишина висела еще несколько секунд, а потом они заговорили – все разом. Мужчины спорили, махали руками, каждый пытался доказать что-то свое. Главное, что я уяснила для себя, – каждый из них наверняка хоть раз задумался о связи между их карточной игрой и ограблениями, но, видимо, из каких-то суеверных соображений побоялся признаться в этом самому себе.
Я взяла вилку и постучала ею о край тарелки.
– Я вам еще не все рассказала, – заметила я после того, как они немного угомонились. – В том, что ограбления касаются лишь заядлых картежников, нет никаких сомнений. Так же, как и в том, кто за всем этим стоит!
И я рассказала им о Козыре. Дослушав меня до конца, мужчины начали ошеломленно переглядываться между собой.
– Но мы-то здесь при чем?! – наконец, прошамкал старичок-лягушонок. – Ведь не мы же его «кинули»! У нас своя, приватная обстановка, свой клуб! Мы не пускаем сюда посторонних и никогда друг друга не обманываем! В этом случае автоматически последовало бы немедленное исключение из членов клуба! И былую репутацию человек уже не вернул бы никогда! Но, к чести членов нашего клуба, таких случаев у нас просто не было.
– И даже намеков на нечто подобное – тоже! – подчеркнул Шишков.
– Я вам охотно верю, – кивнула я. – Только Козырю-то, грубо говоря, по барабану все эти заморочки! Он грабит картежников, это его принцип, и ему глубоко наплевать на ваш моральный кодекс чести и достоинства.
– Но кто же он, этот Козырь?! – взвился Хруст. – Как его настоящее имя?!
– Подождите, – вмешался вдруг Михайлов. – А меня тогда с какой же стати грабанули?! Я в вашем клубе не состою и в карты не играю! Я вообще не играю – никогда и ни во что!
Взоры всех присутствующих невольно обратились на меня. Я глубоко вздохнула, готовясь к крайне нелицеприятному разговору, который вполне мог бы привести к непредсказуемой реакции с их стороны. Но требовалось решиться, и я пошла ва-банк.
– Что касается вас, Геннадий Юрьевич, то я очень хотела бы побеседовать с вами наедине, – твердо произнесла я. – Есть ли здесь укромное помещение, где мы могли бы поговорить? Если нет, то мы можем сесть в мою машину.
Михайлов секунду подумал, встал и сказал:
– Пошли!
Шишков бросил на меня обеспокоенный взгляд, но я кивнула ему, чтобы он не нервничал.
– Это ненадолго, Эдуард Борисович, – бросила я ему, идя к выходу.
Михайлов провел меня через зал в отдельный кабинет, немного похожий на тот, в котором осталась вся эта незадачливая компания игроков. Только размерами он был поменьше. Мы сели в кресла, и я приступила к сути дела:
– Мне не очень-то приятно вам говорить об этом, Геннадий Юрьевич, но вы имеете полное право знать правду. Дело в том, что ограбление вашего дома – это липа чистой воды…
Михайлов непонимающе поднял брови и посмотрел на меня тяжелым взглядом.
– Я убеждена в том, – спокойно продолжила я, – что все было инсценировкой, причем не очень-то умелой.
– Кто?! – глухо спросил Михайлов. – Кто все это… инсценировал?!
– Ваша супруга, Геннадий Юрьевич, – со вздохом поведала я ему. – В компании с вашим же охранником.
Михайлов начал наливаться темно-красным соком.
– Могу представить вам все необходимые доказательства, – быстро сказала я, пока он не накинулся на меня с обвинениями в клевете на его дражайшую супругу.
– Представьте, сделайте милость, – хрипло произнес Геннадий Юрьевич. – Иначе – предупреждаю! – я подам на вас суд, где вам припаяют такой штраф, что вы на всю жизнь меня запомните! Я не люблю, когда меня обманывают, да еще и впутывают в это мою жену!..
– Ваша жена впуталась во все сама, – сказала я, не реагируя на его угрожающий тон. – Я понимаю ваши чувства, Геннадий Юрьевич, и не обижаюсь на вас. А доказательства у меня есть. Во-первых, это нападение никак не вписывается в общую канву преступлений. Связанная женщина с кляпом во рту, раненый охранник… все это – чушь собачья! Козыревские ребята так не действуют, они работают наверняка. Либо врываются в дом, когда там никого нет, либо убивают всех, находящихся там в момент налета.
– А в этом случае они решили поступить по-другому! – прорычал Михайлов. – Это и есть все ваши доказательства?
– Нет, не все, – возразила я. – Хотя вы зря отмахиваетесь от этих фактов. Когда вы остынете и будете в состоянии рассуждать здраво, вы поймете, что я права. Зачем они оставили в живых свидетелей – даже двоих?
– Они в масках были, их все равно невозможно было бы позже узнать! – стоял на своем Михайлов, но глаза выдавали его возбужденное состояние. Он сопротивлялся из последних сил, не желая поверить в вероломство своей легкомысленной супруги.
– Чушь, – отрезала я. – Никаких масок они не надевают! Они стреляют – и все! Кстати, о выстрелах. Ваш охранник Артем показал, что ему в плечо попал кто-то, стрелявший из коридора. Но я видела его рану и могу сказать, что стреляли с близкого расстояния. Потом, нужно еще ухитриться хитроумно прицелиться так, чтобы пуля не задела кость! Значит, руку намеренно берегли. Скорее всего, он сам же ее и прострелил, у вашей жены вряд ли бы на это духу хватило. Хотя не знаю… – Я откашлялась и продолжила: – Дальше. Дыра в потолке. Ваша жена сказала, что бандиты хотели выстрелить в Артема, но промазали и попали в потолок. Во-первых, чтобы так промазать, нужно быть совсем уж безруким стрелком…
– Она сказала, что пуля срикошетила! – вспомнив, вскричал Михайлов.
– Даже если и так, то, летя от двери, пуля никак не могла попасть в то место, где позже она оказалась. В потолок стреляли из центра комнаты, с дивана, это я вам точно говорю! Если вы и после этого мне не поверите, можете попросить провести экспертизу, и она вам все подтвердит. Кстати, я, как и Эдуард Борисович, с самого начала предлагала вам вызвать полицию, но вы отказались. Причем больше всех протестовала ваша жена. Я вас уверяю: женщина, потерявшая ВСЕ деньги, сделает все, чтобы их вернуть! Жена ваша привыкла к роскоши, и она не может не понимать, что с утратой всех ваших сбережений ей придется – и в значительной степени – поумерить свои аппетиты. Да она должна была голосить, умолять нас – делайте что хотите, только верните наши денежки! А она вместо этого капризничает и утверждает, что никаких денег ей не надо, ей дороже душевный покой! Будь это правдой, она вообще не стала бы вашей женой, Геннадий Юрьевич, а нашла бы себе скромного менеджера по продажам или преподавателя древней истории, которым не угрожают никакие бандитские нападения!
Выговорив все это, я отвернулась к стене. Для меня все в этой истории было ясно, и тратить время и нервы, убеждать Михайлова в моей правоте мне больше не хотелось. Я сказала ему все что хотела.
– Словом, дальше решать вам, – подвела я итог, поскольку он молчал. – Можете, конечно, сделать вид, что ничего не произошло, и простить вашу супругу, если уж вы ее так любите. Можете даже распрощаться при этом со своими деньгами. Только вот я думаю, что после этого случая она в вашем доме надолго не задержится. Ведь ее ждет любимый охранник с огромной суммой денег!
Услышав это, Михайлов полиловел, побледнел, вновь покраснел… Сжав кулаки, он несколько секунд пристально смотрел на меня, потом лицо его стало темно-бордовым. Как бы его удар не хватил!
– Думаете, деньги у него? – свистящим шепотом спросил он.
– Уверена, – сказала я. – Полагаю, вам не составит труда их отыскать. Если вы, конечно, проявите хоть немного активности в этом направлении.
Михайлов тяжело поднялся с места.
– Ну, смотрите… – проговорил он, – если все это окажется неправдой…
