признавала религии, но мы не могли иначе…
Он остановился набрать воздух, и Роберт воспользовался удобным случаем.
— Луи, это ужасно. Но я не понимаю, зачем вы просили меня позвонить. Ведь я уже десять лет ее не видел.
На линии вдруг воцарилось молчание. Потом Луи чуть ли не шепотом проговорил:
— Из-за ребенка.
— Из-за ребенка? Николь была замужем?
— Нет, нет. Конечно, нет. Она была мать одиночка, сама воспитывала мальчика.
— Все равно не понимаю, а я-то тут причем?
— Ах, Роберт, я не знаю, как тебе сказать…
— Да говорите же!
— Это твой сын, — вымолвил Луи Венарг.
Теперь по обе стороны Атлантики воцарилось молчание. У Роберта от изумления язык прилип к небу.
— Роберт, ты меня слышишь? Алло!
— Что?
— Понимаю, ты потрясен этим известием.
— Нет, Луи, я не потрясен. Я просто вам не верю, — ответил Роберт, когда гнев вернул ему дар речи.
— Но это правда. Я был ее поверенным.
— Но какого черта вы вбили себе в голову, что отец этого ребенка я?
— Роберт, — мягко произнес Луи. — Ты был здесь в мае. Помнишь демонстрации? Мальчик появился на свет… так сказать, точно по расписанию. Никого другого у нее тогда не было, иначе она бы мне сказала. Конечно, она никогда не хотела, чтобы ты об этом узнал.
О господи, подумал Роберт, это просто немыслимо.
— Черт побери, Луи. Даже если это правда, я не несу никакой ответственности за…
— Успокойся, Роберт. Никто не говорит, что ты несешь ответственность. Жан-Клод прекрасно обеспечен. Можешь мне поверить, я ведь веду дело о наследстве. — Помолчав, он добавил: — Есть только одна маленькая проблема.
При мысли обо всех возможных вариантах Роберта пробрала дрожь.
— Что за проблема? — спросил он.
— У мальчика абсолютно никого нет. У Николь не было родных. Он совершенно один.
Роберт ничего не ответил. Он все еще пытался понять, к чему весь этот разговор.
— При нормальных обстоятельствах мы с Мари-Терезой были бы только рады взять его к себе, стать опекунами… — Луи на мгновение умолк. — Но она больна. Ей осталось совсем недолго…
— Мне очень жаль, — тихо проговорил Роберт.
— Что я могу сказать? Наш медовый месяц длился сорок дней. Но теперь ты понимаешь, это невозможно. И если мы не найдем ничего другого и притом как можно скорее, мальчика заберут.
Роберту, наконец, стало ясно, к чему он клонит. С каждой минутой гнев его возрастал. И страх.
— Мальчик безутешен, — продолжал Луи. — Горе его так велико, что он даже не плачет. Он просто сидит и…
— Так что же делать? — спросил Роберт.
Луи замялся.
— Я хочу ему сказать…
— Что сказать?
— Что существуешь ты.
— Нет! Вы сошли с ума! Какой от этого толк?
— Я просто хочу, чтобы он знал — где-то на свете у него есть отец. Это будет хотя бы каким-то утешением, Роберт.
— Луи, да поймите же вы наконец, что я женат и у меня две маленькие дочки. Поверьте, мне очень жаль Николь. И мне жалко мальчика. Но я не намерен ввязываться в это дело. Я не хочу разрушать свою семью. Не могу. И не хочу. Вот и все.
На линии снова воцарилось молчание. Или, по крайней мере, десять секунд бессловесной тишины.
— Ну ладно, — произнес, наконец, Луи. — Больше не буду тебя беспокоить. Но должен признаться, я весьма разочарован.
— Да уж, хуже не придумаешь. Спокойной ночи, Луи.
Еще одна пауза, чтобы дать время Роберту передумать и, наконец, капитуляция.
— До свидания, Роберт, — пробормотал он и повесил трубку.
Роберт положил трубку, опустил голову и закрыл лицо руками. Такие вещи трудно осознать в один присест. После стольких лет Николь вернулась в его жизнь. Неужели их короткая связь могла и вправду дать жизнь ребенку? Сын?
О Господи, что же мне делать?
— Добрый вечер. Профессор.
Роберт вздрогнул и поднял голову.
Это была уборщица, Лайла Коулмен.
— Как поживаете, миссис Коулмен?
— Ничего. А как ваша статистика?
— Прекрасно.
— Скажите, вам случайно не попадались счастливые номера? Надо платить за квартиру, а мне в последнее время просто чертовски не везет.
— Простите, миссис Коулмен, но и мне самому не очень-то везет.
— Ну что ж. Профессор, как говорится, на нет и суда нет. По мне так на бога надейся, а сам не плошай.
Она высыпала в мешок содержимое его мусорной корзины и смахнула тряпкой пыль со стола.
— Ладно, пойду дальше, профессор. Желаю вам хорошо провести лето и дать отдых своим замечательным мозгам.
Миссис Коулмен вышла и тихонько закрыла за собой дверь. Но что-то из сказанного ею застряло у него в голове. На бога надейся, а сам не плошай. Совсем не по-профессорски. Зато совершенно по- человечески.
Звук шагов уборщицы постепенно замер в конце коридора, а Роберт все еще сидел, тупо уставившись на телефонный аппарат. В душе его чувство ярости боролось с разумом. Не сходи с ума. Не рискуй благополучием своей семьи. На свете нет ничего дороже. Почем ты знаешь, что это правда? Постарайся как можно скорее об этом забыть.
Забыть?
Какая-то неодолимая сила заставила его поднять трубку. Даже начав набирать номер, он еще не знал, что собирается сказать.
— Алло, это я. Роберт.
— Отлично. Я знал, что ты передумаешь.
— Послушай, Луи. Мне надо подумать. Я позвоню вам завтра.
— Ладно, ладно. Он чудный малый. Но, пожалуйста, позвони пораньше, хорошо?
— Спокойной ночи, Луи.
Оба одновременно повесили трубку. Роберт был в ужасе. На карту поставлена вся жизнь. Что заставило его позвонить еще раз?
Любовь к Николь? Нет. Кроме ярости, он теперь ничего к ней не испытывает.
Мальчик, которого он никогда в жизни не видел?
Двигаясь как зомби, он вышел на автостоянку. Он был охвачен смятением и страхом. Надо с кем- нибудь поговорить. Но на всем белом свете у него был только один близкий друг, который по-настоящему
