перенесенная Шейлой во время родов, навсегда лишила ее возможности снова рожать. Она долго болела, и только бесконечное терпение мужа помогло ей вновь встать на ноги и поверить, что эти тяжелые испытания лишь сильнее укрепили их союз.
Но только до сегодняшнего вечера. Отныне все превратилось в неиссякаемый источник боли.
— Шейла, выслушай меня…
— Нет, я уже достаточно наслушалась.
Она встала и спаслась бегством на кухню. С минуту помедлив, Роберт последовал за ней. Она сидела за столом и всхлипывала.
— Дать тебе чего-нибудь выпить?
— Нет. Убирайся ко всем чертям.
Он протянул руку, чтобы погладить ее белокурую голову. Она отстранилась.
— Шейла, перестань…
— Почему ты мне все это рассказал? Почему?
— Потому что я не знал, что делать. И почему-то надеялся, что ты мне поможешь. И еще потому, что я подлый эгоист.
Он присел за стол и посмотрел на нее.
— Шейла, прошу тебя… — Он хотел, чтобы она заговорила. Сказала что-нибудь, лишь бы нарушить это мучительное молчание.
— Ты не понимаешь, как мне больно. Боже мой, а ведь я тебе верила. Верила… — голос ее прервался.
Ему хотелось обнять ее, утешить. Но он боялся.
— Разве ты можешь забыть все эти счастливые годы?
Тоскливо глянув на него, она еле заметно улыбнулась.
— В том-то и дело, — сказала она. — Я теперь поняла. Что они вовсе не были счастливыми.
— Нет, Шейла, нет!
— Ты мне лгал! — выкрикнула она.
— Ну перестань же, родная. Я все сделаю, лишь бы ты успокоилась.
— Ничего ты не можешь сделать.
Его испугал ее тон, не допускающий возражений.
— Неужели ты хочешь меня бросить?
Помедлив, она ответила:
— Роберт, у меня сейчас просто нет сил. Ни на что. — Она встала из-за стола и добавила: — Пойду приму снотворное. Можешь сделать мне одолжение?
— Разумеется, все что угодно, — в отчаянии выговорил он.
— Пожалуйста, ложись у себя в кабинете.
3
— Что случилось? Кто-нибудь умер?
На сей раз Джессика со своим мрачным взглядом на мир оказалась даже проницательнее, чем сама предполагала. Все сидели на кухне и завтракали, то есть все, кроме Джесси, которая соблюдала диету. Поедая сухие хлопья, размоченные обезжиренным молоком, вдобавок разбавленным кипяченой водой, она комментировала семейные дела.
— Доедай свой завтрак, — приказала ей Шейла, пытаясь делать вид, что все нормально.
— У тебя жуткий вид, папа, — сказала Паула.
— Я вчера допоздна работал, — отвечал он, надеясь, что его младшая «жена» не заметит, что он провел бессонную ночь у себя в кабинете.
— Ты слишком много работаешь, — сказала Паула.
— Он хочет приобрести мировую известность, — объяснила сестре Джесси.
— Но он уже и так ее приобрел, — ответила Паула и повернулась за подтверждением к матери. — Правда, мама? Ведь папа уже знаменит везде и всюду?
— Да, — сказала Шейла. — Абсолютно всюду.
— Кроме Стокгольма, — вмешалась Джесси, бесцеремонно прерывая поток лести.
— А что там находится? — спросила Паула, попавшись на приманку.
— Нобелевская премия, дура! Твой отец мечтает о бесплатной поездке в Швецию и о более приличном столике в факультетском клубе. Теперь до тебя дошло, куриные мозги?
— Джесси, — пыталась урезонить ее Шейла, — не оскорбляй сестру.
— Мама, само ее существование является оскорблением для любого индивидуума, наделенного нормальным интеллектом.
— Хочешь, я вымажу тебе физиономию арахисовым маслом? — осведомилась Паула.
— Замолчите обе, наконец, — сказал Роберт. — Нобелевский комитет учитывает манеры членов семьи.
— Ох уж мне эти американские мужчины, — ни с того ни с сего вздохнула Джессика.
— Извини, я не совсем поняла, что ты хочешь сказать, Джесси, — заметила Шейла.
— Американские мужчины целиком и полностью находятся во власти честолюбия. Поэтому они так провинциальны.
— Тебя это очень волнует? — осведомился Роберт.
— Я просто рассматриваю этот феномен с точки зрения социологии.
Паула подошла к отцу и встала перед ним, чтобы заслонить его от словесных снарядов враждебно настроенной старшей сестры.
— Папа, она просто тебя дразнит. А когда тебя нет, она все время хвастается. Старается произвести впечатление на мальчишек.
— Врешь! — завопила Джессика, покраснев от возмущения.
Соперничество дочерей на мгновение отвлекло родителей от того, что их занимало, и они обменялись улыбками. Но тотчас вспомнили, что это утро — не такое, как обычно, и спрятали свои улыбки, надеясь, что дети не успели ничего заметить.
— Ты хвалишься перед всеми членами футбольной команды, — сказала Паула, тыча пальцем в сестру.
— Умолкни, слабоумная, — слегка смутившись, отвечала Джессика.
— Сама ты слабоумная!
— Дети, успокойтесь, пожалуйста! — рявкнула Шейла, начиная терять терпение.
— В этом доме есть только одно дитя, — возразила Джессика, не замечая растущего раздражения матери.
— Милые дамы, — вмешался Роберт. — Я намерен довезти вас до школьного автобуса. Прямо сейчас. — Он озабоченно глянул на Шейлу.
— О’кей, — согласилась Паула и побежала складывать учебники.
— Официально заявляю, что я против принудительных поездок на автобусе.
— Джесси, но ведь ты же едешь не куда-нибудь, а в школу, — сказал Роберт.
Джессика посмотрела на отца. Ясно, что он ее ненавидит. Презирает ее убеждения. И вообще. С некоторых пор она стала подозревать, что он ей вовсе не отец. В один прекрасный день мать признается, что они с Жан-Поль Сартром… — «Скорей, Джесси!» — Но пока мама все еще на его стороне.
Роберт ждал девочек, стоя у двери.
— Послушай, ты еще будешь здесь, когда я вернусь? — робко спросил он у Шейлы.
— Не знаю, — отозвалась она.
Она была еще дома.
— Ты уезжаешь?
