– Правильно все понял, – усмехнулся Ахмед. – Надеюсь, что и дальше все правильно поймешь.
Ахмед уехал, сказал, что появится через два дня. И эти два дня были даны Алексею на размышления. Весь мир разом перевернулся, и, как в детской сказке, Алексей увидел вдруг, что люди вокруг те же, улицы те же, те же автомобили, а он уже не тот. Но и окружающий мир остался неизменным только на первый взгляд. Другими глазами смотрел другой Алексей на привычные улицы и автомобили, на знакомых людей, потому что хоть и в малой степени, но обладал уже знанием, которого у них не было. Их знание было из телевизора, в котором говорили, что в Америке очередной скандал, в Италии коррупция, в Грузии все сошли с ума, и в Украине тоже сошли с ума, а у нас в областной центр привезли дорогостоящее медицинское оборудование и новую школу наконец открыли в далеком селе. Да не простую, а всю с компьютерами. И все это вечером хорошо шло после тяжелого дня, наполненного всякой дрянью, – может, это сегодня такой день выдался, а завтра лучше будет. И это без водки так успокаивало, а если за ужином полстаканчика – так и совсем радостно засыпалось.
Но у Алексея было теперь другое знание. Свои собственные беды, которые подвели его к первому разговору с Ахмедом, и сам этот разговор как бы развернули мир, и он увидел его под другим углом. То есть там, на периферии зрения, оставались все эти люди, улицы, машины и телевизор, они еще не исчезли окончательно в пыли и копоти будущих пожаров, но он знал, что стоит только открыть дверь, перед которой он замер в нерешительности, и совсем другие картины предстанут взору. Он еще не знал точно, какие, но уже хотел их увидеть. Страха не было. Ненависть к шакалам, как их называл Ахмед, и беспокойство за судьбу близких загнали страх в далекий сырой угол темного холодного подвала, где была у него одна судьба – подохнуть.
– Ты хорошо подумал? – спросил Ахмед, когда они встретились второй раз в том же маленьком кабинете того же пивного бара. – Сделай так, чтобы музыки этой не было, – сказал он, обращаясь к официанту.
Странное дело, это была их вторая встреча, и Алексей знал, чего от него ждут. Он, конечно, не знал никаких подробностей, но понимал, что еще один шаг – и он уже вне закона, он – бандит, террорист, но, как сказал в прошлый раз Ахмед, – это их закон, по нему никто не живет, они сами по нему не живут, они просто используют его, когда им нужно что-то отнять. Они никогда не используют его, чтобы защитить слабого или вернуть украденное, только чтобы отнять еще и еще. Так вот, это была их вторая встреча, но Алексей совсем не боялся Ахмеда и мог ответить на вопрос, который две недели назад и представить себе было невозможно.
– Да, Ахмед, я подумал.
– И раз ты здесь, твой ответ – «да»… – это было утверждение. – Я знал, что твой ответ будет таким. Твой ответ был в твоих глазах в тот момент, когда я увидел тебя. Я сейчас уйду, посиди здесь еще полчаса, выпей пива, поешь. Встретимся вот здесь в девять вечера, – он положил на стол бумажку с адресом. – Запомни и сожги. Привыкай. Детство закончилось. Хотя твое детство, парень, закончилось еще раньше, – он положил свою неожиданно тяжелую руку на плечо Алексею. – Слышал про твоего отца. Все говорят – хороший был человек. Именно таких они убивают – сильных, смелых, честных, чтобы остались вот эти, – он открыл дверь в смрадный, пропахший пивом и табачным дымом зал. – Этими легко управлять. Таких, как ты и твой отец, они боятся.
Трудно сказать, когда именно кончилось детство Алексея, когда началась и закончилась юность и на каком именно этапе зрелости он сейчас находился, но с этого дня началась его третья и, как он ни старался гнать эту мысль, но последняя жизнь. Первая была долгой, беззаботной и счастливой, вторая – короткой и мучительной, какой будет третья – предстояло узнать, но в этой третьей жизни свободы выбора было у него немного.
– Вот что мы сделаем для твоей семьи, – говорил ему Ахмед, – покупаем недвижимость в Европе, страны на выбор дадим, их немного, но выбор будет. На имя матери покупаем, по завещанию сестре все отходит – документы увидишь, дом можешь съездить посмотреть – месяца три на все уйдет. Трастовый фонд будет, твоя мать – бенефициар, сестра получает доступ, когда будет двадцать один год, раньше нельзя. Полмиллиона там будет, отдельно застрахуем сестру и мать, каждую на сто тысяч. Можно тебя застраховать, но страховку получить будет трудно, – Алексей был настолько ошеломлен всем, услышанным, что не понял даже, шутит Ахмед про страховку или нет. – Сестре учиться надо. Пусть год готовится и поступает, лучше в Швейцарии, там, пока учится, год за два или за три идет для получения гражданства. Видишь, все продумали. Говори, чего еще хочешь. Если сможем – сделаем.
Алексей не знал, что сказать. Да, он хотел изменить жизнь мамы и Насти, но не знал даже, как подступиться, а здесь все придумали за него. Надо бы про гарантии спросить, но какие еще гарантии, если он сам все документы увидит.
– Ты, когда документы увидишь, найди юриста – проверь, чтобы душа спокойна была, – спокойно сказал Ахмед.
– Да, – решился хоть что-то сказать Алексей, – Насте, ну, сестре, легко будет в Европе, она же два языка учила – английский и французский. Отец всегда хотел, чтобы она два языка знала. – Он хотел еще сказать, что она занималась с преподавателями и участвовала в олимпиадах и что у нее всегда были пятерки, но понял, что это будет звучать совсем уже по-детски, хотя перед Ахмедом было не стыдно – он был как отец: не все прощал, но все понимал.
– Ты, наверное, теперь спросишь, что будет с тобой? – продолжал Ахмед. – Я думаю, будет так. Здесь все продашь – эти деньги ваши, мы их переведем на счета в Европе. Ты уедешь в Москву, получишь работу в банке. Квартира будет, машина будет, живи. Запишись там везде, где стрелять учат, ну и у нас место есть, где заниматься будешь. Постепенно с людьми познакомим. Жить будешь нормально.
– Когда? – сглотнув слюну, спросил Алексей.
– Это от тебя зависит, когда, – терпеливо объяснил Ахмед. – Ты должен разобраться с семьей. Ты им должен все как-то объяснить. Если они примут то, что ты им скажешь, остальное просто. Пока они будут получать визу, ты съездишь квартиру посмотришь, вообще там осмотришься. Главное – это то, что ты им скажешь.
– А что я им скажу? – Ему не хотелось в этом разговоре играть роль глупого маленького мальчика, но такова была в тот момент пропасть между ним и Ахмедом, что по-другому не получалось.
– Это самое главное – что ты скажешь и как ты скажешь. То, что ты делаешь, ты во многом делаешь для них, для сестры, для матери. Я думаю, мать должна уехать совсем спокойной, а сестра должна чувствовать, что что-то не так, но совсем чуть-чуть.
– Почему?
– Она должна привыкать к мысли, что не увидит тебя, – тихо сказал Ахмед, глядя ему в глаза.
– То есть я не смогу их навещать, приезжать к ним?
– Ты не понял меня, мальчик. Ты будешь к ним сначала приезжать, поможешь выбрать дом, но потом перестанешь, потому что они должны привыкать к мысли, что не увидят тебя. Совсем не увидят. Никогда. Потому что тебя не будет, Алеша. Потому что тебя убьют. И ты должен привыкать к этой мысли. Ты должен по капле каждый день принимать этот яд. Это трудно, но ты сильный, ты справишься.
– А почему вы выбрали меня? – спросил Алексей, не готовый еще к мысли, что его не будет совсем. – Есть столько людей, за тысячу баксов готовых убить кого угодно. Зачем вам нужны все эти сложности с переездами, домами, семьями? Я не понимаю, какой в этом смысл?
– Время поможет тебе понять, умные книги помогут тебе понять. Я помогу. А пока вот что скажу: нам не нужен просто стрелок, его и без денег можно найти. Нам нужен герой, со своей историей, со своей семьей, которой придется не сладко, когда все это случится. Вот почему мы выбрали тебя.
– И вам нужен русский парень? Так?
– Ну вот, ты уже начал понимать, – сказал Ахмед.
Полгода назад человек, сидевший напротив Алексея, однозначно воспринимался бы им как враг. И услышь Алексей такой разговор случайно на улице, на футболе, в пивном баре, первое, что сделал бы, – отцу рассказал, а тот бы уже знал, что дальше делать. А не было бы отца, узнал бы телефон приемной местного ФСБ. Полгода назад Ахмед был врагом. Такие, как он, взрывали дома, убивали в Чечне наших ребят, заправляли на рынках и в казино, они были источником зла и постоянного страха. И каждый раз, когда по телевизору показывали очередной окровавленный бородатый труп с аккуратно выложенными рядышком патронами и гранатами, легче становилось на душе: одной сволочью меньше. И если нельзя всех их уложить в крови на склонах их облезлых гор, то хорошо бы оставшихся в этих горах согнать вместе и
