– И чего здесь делаешь, адвокат?
– В соответствии со статьей…
– Ладно, ладно, сиди со своей статьей, или ты не хочешь сидеть, стоишь? – Оба засмеялись. – Ну что, Алексей Игоревич, будем продолжать чинить препятствия следствию? – Он сидел на краю соседнего стола, нависая над Алексеем.
– Я не понял, – сглотнув слюну, ответил Алексей. И, обернувшись, посмотрел на Эльчина. Он не успел еще выйти из предыдущего разговора и совсем не ожидал такого жесткого наезда.
– А мы вам объясним, если не поняли. Компания «Гранат» вам известна?
– Конечно.
– С января этого года в ней изменился состав учредителей. Так?
– Да, – Алексей чувствовал, что сейчас услышит что-то ужасное, и пытался всеми силами отгородиться. – Я могу объяснить. Отец подарил мне двадцать пять процентов акций, когда мне исполнилось двадцать три года.
– Видишь, какие подарки делают, значит, есть с чего жировать, – обратился Михалев к молодому следователю. – По мне, так картина ясная: сговор налицо, преступная группа налицо, и есть все основания считать, что господин Синельников-младший, как один из основных акционеров компании, был в курсе преступных деяний, а вполне возможно, и принимал в них непосредственное участие…
Алексей оглянулся на адвоката. Эльчин Эдуардович тихонько качнул головой: «Молчи», – и уставился глазами в давно немытое окно.
– А потому, товарищ старший лейтенант, предлагаю подготовить постановление о задержании господина Синельникова Алексея Игоревича на семьдесят два часа до предъявления обвинения. Я подпишу. Посидит тут, подумает, может, и вспомнит чего-нибудь. Все. Я пошел. – Он легко встал на ноги и в три быстрых шага вышел из кабинета. Тишина накрыла тяжелым покрывалом.
Что это, сон? Была жизнь, потом в один день все изменилось, а теперь она и вовсе может закончиться, потому что какая же это жизнь – в тюрьме? Надо что-то сказать этому молодому парню, что-то объяснить, но как, ведь тот начальник и он уже приказал. Господи, да что же это, прямо сейчас – в тюрьму? Отец, отец, зачем ты устроил все это, ведь жили же нормально, зачем было заморачиваться с этим жирным придурком Королевым, какие-то конкурсы, какие-то взятки, ты ведь такой умный, отец, зачем тебе все это было нужно? Как матери объяснить, кто объяснит? А Настя? Нет, так нельзя, надо что-то сделать… Алексей снова повернулся в сторону Эльчина. Лицо адвоката было непроницаемым. Как опытный игрок, он ждал следующего хода противника.
– Ну и дела, – сказал удивленно молодой следователь, – даже я не ожидал!
– Господин следователь, – вступил Эльчин, – но вы же понимаете, что мой клиент здесь ни при чем…
– Я понимаю, что должен выполнять приказ начальства и писать постановление, вот что я понимаю, – раздраженно ответил следователь.
– И если мой клиент окажется под стражей, у него не будет никакой возможности повлиять на отца.
– Почему же не будет, – усмехнулся следователь, – устроим очную ставку, очень даже хороший способ… повлиять. Вы вот что, – посерьезнел следователь, – вы в коридор лучше выйдите, подождите там, я подготовлю постановление и подписку о невыезде и попрошу подпиской ограничиться. – Он изучающе посмотрел на Алексея, – в надежде на то, что с вашей стороны увижу конкретные шаги, направленные на помощь следствию.
– Суки, – выдохнул Эльчин в коридоре, – ну, суки, спектакль разыграли, – он положил руку на плечо Алексея. – Потерпи, через час самое большое выйдешь отсюда. Но это, однако, не решает наших главных проблем.
– Вы думаете? – тихо прошептал Алексей в страхе услышать не тот ответ.
– А чего тут думать, задерживать тебя ни смысла, ни пользы нет. Если тебя задержать, деньги откуда возьмутся? Чистое разводилово. Напугали – чуть отпустили, сильнее напугали – еще чуть отпустили. Не о том думаешь, думай, где деньги взять. Деньги не принесем, могут и закрыть со злости.
Алексей холодным потом отходил от еще пережитого:
– Вы так думаете? – снова прошептал он теперь уже с надеждой услышать правильный ответ.
– Да, – твердо сказал Эльчин, – девяносто пять процентов, если, конечно, крышу у них совсем не снесет. Выйдем отсюда вместе – девяносто пять процентов.
– Так все дело в деньгах? – глупо-наивно, совсем по-детски, совсем непохоже на себя двухнедельной давности выдохнул Алексей.
– Мальчик, тебе пора уже понять, что в конечном счете дело всегда в деньгах. И нет такого зла, на которое люди не пошли бы из-за денег. И нет такого человека, которого нельзя было бы за деньги купить. Потому что если его нельзя за деньги купить, то его можно за деньги продать. Думай, где найти деньги. Если не найдем, погубим отца. Они будут прессовать его по полной, и он может не выдержать.
– Но если он… сдаст Королева, тогда, может быть…
– Алексей, ты уже взрослый, пойми, вы с отцом в очень тяжелой ситуации. По своим принципам он Королева не сдаст, не такой он человек, ему нужно все спокойно объяснить, для этого нужно время. Время нужно еще для того, чтобы посмотреть, куда маятник качнется. Если сейчас на Королева дать показания, а он потом наверху свои вопросы решит, еще хуже может быть. Для всего нужно время, а пока отец закрыт, это время играет против нас, потому что они будут со злости прессовать все сильнее. Ты понял меня? – Эльчин Эдуардович снова положил тяжелую руку на плечо и встряхнул Алексея. – Ты понял меня, скажи?
– Это что тут у вас такое? – строго-насмешливым голосом спросил как из-под земли выросший следователь. – Это у нас так адвокаты молодежь воспитывают, – открывая ключом дверь, – а потом к врачу, синяки фиксировать после допроса, а? Знаем мы вас, адвокатов. Проходите оба, – другим голосом, серьезным, шутки кончились. В третий раз (сколько же времени-то прошло – неужели два часа всего с небольшим?) Алексей уселся на тот же самый стул, но не было уже крепости ни в ногах, ни в руках, ни в голове – хотелось горячего чаю с лимоном и спать. Будет ли сегодня этот чай, да и будет ли вообще? На мгновение представилась любимая черная кружка с надписью “Who the fuck are D&G?”[9], и первый раз за много лет захотелось плакать. Следователь с интересом смотрел на него.
– Ну что, молодой человек, сегодня ваш день. Выйдете отсюда свободным человеком… почти. С ограниченным, так сказать, правом перемещения в пространстве. Но постараться пришлось – сами видели, в каком настроении подполковник был. Буквально поругаться пришлось за вас, потому что верю, Алексей Игоревич, что, во-первых, никакого отношения ко всей этой грязи вы не имеете, а во-вторых, рассчитываю на помощь с вашей стороны.
– Спасибо, Николай Иванович, – внятно сказал Эльчин.
– Спасибо, Николай Иванович, – повторил Алексей, ощутив вдруг всем своим телом, как ему хочется встать и пожать руку этому парню, может быть, совсем не такому жестокому, циничному, каким расписывал его Эльчин. Взял и подарил свободу. И, может быть, совсем не из-за денег, а просто потому, что один хороший парень поверил другому хорошему парню.
Глава 18
Игорь Васильевич. Областной центр
Игорь Васильевич считал себя человеком умным в общепринятом смысле этого слова и, несомненно, умным по жизни, или жизненно мудрым. То есть он охотно применял к себе, а иногда, если позволяла аудитория, и цитировал высказывание кого-то из древних греков: «Ненавижу мудрецов, которые не могут быть мудрыми для самих себя». В том смысле, в каком Игорь Васильевич это высказывание понимал.
Не то чтобы он не делал в жизни ошибок или относился к себе недостаточно самокритично. Скорее наоборот, но здесь ему казалось подходящим другое, гораздо более известное высказывание о тех, кто никогда не делает ошибок. Конечно, делал их и в молодости, и в зрелом возрасте и хорошо их, кстати,
