знаете. Тут же такая теория заговора, что деваться некуда. Поэтому я уже сорок лет молчу. Но не вечно ж в молчанку играть, я и решил, что можно уже и рассказать. Может, деньжат каких на старости лет подкинут.
В общем, я на схему поездки президента посмотрел и обрадовался: прямо по Эльм-стрит кортеж пойдёт. То есть я всё увижу со своей верхотуры. И президента, и как он рукой машет. Тогда ещё снайперов на крыши для охраны не сажали, я мог спокойно в окно высунуться и до посинения президенту в ответ махать.
Собственно, так я сделать и хотел. Конечно, президент бы меня вряд ли заметил. У него там полно народу по обеим сторонам дороги было. Но я же глупый был, надеялся.
Надо сказать, что народу в книгохранилище работало мало. Причём в лицо я знал разве что толстяка, что меня на работу брал, да Джармена, охранника. Служащих, работавших с выдачей и контролем книг, я вовсе не знал, разве что видел иногда. Но мы с ними редко пересекались. Уборку в основном после окончания рабочего дня делали.
Уборщик в тот день был один, то есть я. Джармен ещё внизу сидел да пара сотрудников учёта. Среди них и Освальд. Тогда я с ним знаком не был. Пару раз видел в холле, и всё. Я даже не думал о том, что он у нас работает. Он мог быть курьером или сотрудником смежной какой организации.
В общем, двадцать второго ноября того самого года я на работу пришёл с самого утра. Думаете, выходной бы следовало сделать? Так его и сделали почти для всех, только не для меня. А я и рад — посижу на шестом, попью пивка, поглазею на кортеж.
Я появился часов в девять, поприветствовал Джармена.
«Ты что рано-то так?» — спросил он.
«Так президент же», — ответил я.
Джармен понимающе кивнул.
«С какого смотреть будешь?»
«С шестого».
«А я, наверное, к дороге подойду», — и он показал мне язык.
Дразнись-дразнись, подумал я. Ещё неизвестно, кому лучше видно будет.
В общем, взял я свои уборочные принадлежности и пошёл на пятый. Кеннеди прилетал в половине двенадцатого, я по пятому как раз успел бы пройтись.
Кстати, как я через площадь шёл, так поражался. Толпа уже стояла! Не то чтобы было очень жарко или холодно, но несколько часов стоять в ожидании тех секунд, что кортеж мимо ехать будет, — это же какую выдержку нужно иметь.
А я работал. Аккуратно вытирал пыль, мыл пол, всё как обычно. Но как-то не терпелось. Хотелось быстрее, быстрее уже усесться у окна. Так ожидаешь бейсбольного матча любимой команды по телевизору. Тогда телевизора у меня, нищеброда, не было, но теперь-то есть. Я, бывает, в воскресенье с утра уже предвкушаю, а в кресло заваливаюсь часа за два до матча. Жена, конечно, недовольна, но не так и много у меня недостатков, такую мелочь и простить можно.
В общем, в половине одиннадцатого я уже на шестой пошёл, налаживать наблюдательный пункт. И тут осенило: магазин-то, куда я за пивом сбегать собирался, закрыт. Точно закрыт, я там проходил, ещё подумал: всё позакрывали на время проезда президента. Вот обида-то. Ладно, и без пива можно было пережить. Главное, что я бинокль не забыл. Это было очень важно: без бинокля в человеческой массе не то что президента, так даже его машину не разберёшь.
Иду я со своими приборами через шестой, и вот уже заветная комнатка. Она должна быть закрыта по-хорошему, и я уже ключами брякаю — а тут раз! Открыта! Я заглядываю, а там Освальд сидит. То есть я не знал, что его Освальдом зовут. Просто увидел лицо знакомое, вроде как тоже тут где-то работает. Конечно, я сразу понял, зачем он там засел. Тоже хотел на кортеж с удобной точки посмотреть. Я не жадный, места у окна обоим хватило бы. Поэтому я зашёл и сказал:
«Привет».
Он аж отшатнулся.
«Привет».
Его ответ был каким-то неуверенным. Точно он не слишком-то хотел кого-то видеть, и я ему серьёзно помешал. Но ничего сказать он не мог. Шестой этаж был моей вотчиной.
«Я — Джерри», — представился я.
«Харви».
Мы пожали друг другу руки.
«Кортеж поглядеть?» — спросил я.
Он кивнул.
Комната была большая, почти зал, угловая. Окна были в обеих стенах, можно обозревать всю площадь. Тут стояли ящики для временного хранения учебников, ещё не рассортированных по полкам и классам. Харви сидел на складном стульчике. Рядом с ним к ящикам было прислонено что-то длинное, в чехле. Тогда я не догадался, но вам-то всё понятно. Это был тот самый карабин «Каркано» M91/38.
«Вы в каком отделе работаете?»
Мне очень хотелось завязать беседу. Сидеть больше часа в комнате с мрачным молчуном мне совершенно не улыбалось. Лучше уж в одиночку.
«Каталожном».
«А-а. А я вот убираю».
«Я заметил».
Он был неприятным. Что-то мышиное было в его лице, что-то такое немужское. Но я и теперь не могу объяснить, что. Фотографии Освальда в полной мере не отражают этого.
Я оставил в комнате тележку со швабрами и пошёл за креслом. Кресло у меня стояло в подсобке, старое, но уютное и удобное. С некоторыми усилиями я всё-таки его приволок в комнату. Освальд сидел в той же позе.
«Да расслабьтесь вы! — сказал я. — Пива у вас нет, кстати?»
«Нет».
«Жаль».
На площади царила суета. Люди бегали туда-сюда, толпа накапливалась. Президентский самолёт должен был сесть с минуты на минуту, а от аэропорта до площади Дили Плаза ехать от силы минут пятьдесят, даже если очень медленно.
«Как муравьи, право слово», — заметил я. Освальд не ответил.
Я смотрел в окно. Погода стояла прекрасная, в воздухе висело какое-то ощущение праздника, что ли. Хотелось даже не пива, а мороженого. И воздушный шарик, и в детство.
А потом Освальд спросил: «Как вас зовут, вы сказали?»
«Джерри».
«Джерри, я не думал, что вы будете здесь. Но теперь мне придётся кое-что вам рассказать. Вы кажетесь мне честным и открытым человеком».
«Ну… — промямлил я. — Наверное. Расскажите».
«Только сначала поклянитесь никому и никогда не рассказывать то, что услышите от меня».
Я удивился, но поклялся именем Господа. И своей мамой тоже поклялся для верности.
Тогда Освальд сказал:
«Президента хотят убить».
Я присвистнул, воспринимая его слова как шутку.
«Ничего себе!»
«Я не шучу, Джерри. Сегодня, когда кортеж будет проезжать по Дили Плаза, на президента Кеннеди будет совершено покушение».
Я нахмурился.
«И кто же его совершит? Вы?»
«Нет, — он покачал головой. — Моя задача — спасти президента. А теперь это не моя, а наша задача».
Спасти президента. Это звучало весомо, не откажешь. Но, честно говоря, я ощущал себя
