— Политика, любезный эмир, — это всего лишь искусство возможного, — вкрадчиво сказал Дауэр. — Мы воевали, мы находим пути к примирению. Со своей стороны мы готовы пойти вам на всяческие уступки. Но при этом нам известно, что прежде чем протянуть руку дружбы нам, вы уже сделали это в отношении нашего злейшего врага — Советской России.
— Да, милейший, у нас есть желание установить всесторонние отношения с Москвой, — пояснил Аманулла. — Россия — великая страна, которая предлагает нам равноправие во всех делах — больших и малых. От Лондона мы ничего подобного никогда не слышали. У меня с собой есть фирман, подписанный Лениным, в котором тот, между прочим, предупреждает нас, что британцы для народов Востока так и останутся колонизаторами, хозяевами, даже в том случае, если признают их независимость. Волк меняет шкуру, но не меняет своего нрава.
— Я бы на вашем месте не особенно прислушивался к советам этого оевреившегося русского революционера-фанатика, — настоятельно порекомендовал генерал Дауэр. — Его слова и обещания таят в себе большую опасность.
— У Ленина слова, а у вас поступки, которые за три англо-афганские войны убеждают нас во многом, — возразил Аманулла.
— Имейте в виду, правоверный эмир, — продолжил англичанин, — мы готовы признать, что в недалеком прошлом между нами происходило немало досадных недоразумений. Но это — дело прошлого. Во всяком случае, мы никогда не пытались навязать вам свою христианскую протестантскую веру. Поклоняетесь своему пророку Магомету, и аллах с вами. А большевики, они не такие терпимые. Тот же Ленин живо заставит вас целовать атласные шелка своих коммунистических знамен, попирать при этом ногами святыни пророка, сжигать на костре священный Коран и прилюдно заголять ваших благочестивых женщин, срывая с них чадру.
Аманулла не ответил. Над столом переговоров воцарилось тягостное молчание. До этого говорили только двое — Дауэр и Аманулла, остальные лишь перешептывались друг с другом, комментируя сказанное собеседниками. Вдруг в разговор вмешался Урус-Кяфир, что вызвало замешательство среди присутствующих. Неслыханная дерзость, неприятный дипломатический казус — нукер, роль которого на подобного рода мероприятиях сводится к тому, чтобы стоять за спиной охраняемого объекта и молчать в тряпочку, вдруг просит слова.
— Разреши мне сказать, мой эмир. — Бекович-Черкасский приложил руку к сердцу и поклонился высокому собранию.
— Вот, прошу любить и жаловать, господа! — Аманулла попытался хоть как-то смягчить ситуацию, которая еще неизвестно чем могла закончиться. — Благодаря этому человеку, моему верному нукеру, я сегодня с вами разговариваю. Он закрыл меня своим телом от бандитских пуль. Между прочим, уважаемый мистер Дауэр, он — русский.
— Русский? — Глаза генерала округлились от удивления и стали размером с линзы пенсне, нацепленного у него на носу. — Ну, это несколько меняет дело, и мы, наверное, можем простить ему невежливость без дипломатических последствий и выслушать доводы, которые он собирается нам предоставить.
После этих слов, произнесенных на английском, генерал перешел на ломаный русский.
— Русские и англичане всегда встречались на афганском перекрестке как враги.
— Эти времена уже прошли, — ответил Урус-Кяфир по-английски. — Мы слишком часто противостояли друг другу на дипломатических ристалищах, но сегодня у истинных британцев, истинных русских и истинных афганцев один общий враг — еврейский большевизм, который окопался в Московском Кремле.
А далее уже на языке пушту добавил:
— Полагаю, мой господин, вы должны прислушаться к мнению генерала и внять его некоторым предложениям.
Вновь последовала длительная пауза, нарушив которую Аманулла наконец спросил Дауэра:
— Что же от меня требуется?
— Вот это уже предметный разговор, — обрадовался генерал Дауэр. — Мы со своей стороны признаем независимость Афганского эмирата, но вы, почтенный, остаетесь преданным союзником Короны в регионе и соглашаетесь с установлением восточной границы с нашими колониями в Индии по линии Мортимера Дюранда.
— Это нас не устраивает, — не согласился эмир. — Если прелиминарный договор будет содержать этот пункт, то более половины наших соплеменников навечно окажутся под вашей властью.
— Вас это не должно беспокоить, — попытался его успокоить Дауэр. — Мы делим не народы, а территорию, что, согласитесь, эмир, весьма уместно при заключении договора о прекращении боевых действий. Взамен мы не будем возражать против создания Центрально-Азиатской федерации с Хивинским и Бухарским эмиратами под эгидой Кабула. У вас, Аманулла, будут миллионы новых, преданных подданных.
Аманулла невольно оглянулся и вопросительно посмотрел в глаза Урус-Кяфира. Теперь он относился к нему уже не просто как к телохранителю, но, берите выше, советнику. Тот одобрительно кивнул. Немного подумав, эмир дал Дауэру утвердительный ответ. Вопрос был практически решенным.
— Еще одно обязательное союзническое условие, — предупредил Дауэр. — Его, как все понимают, нет в тексте договора, но оно должно быть выполнено, как только того потребуют наши общие интересы. Ваши войска, досточтимый эмир, по первому требованию выступят против Советов, вторгнутся на их территорию. В ближайшее время вам предстоит выдвинуться к Мерву, где наша разведка подготовила восстание местных патриотов. На встречу с вами сюда же прибудут отряды Бухарского и Хивинского ханств. Если повезет, то уже к концу года нам удастся завершить военную стадию формирования будущей лояльной нам федерации свободных исламских эмиратов, где вы будете первым правителем.
Потом, когда пили шампанское за успех общего дела и процветание Центрально-Азиатской федерации, английский генерал и штабс-ротмистр царской армии разговорились. Урус-Кяфир-Бекович упрекал Дауэра в том, что интервенты ведут себя в России безвольно и уже практически проиграли свою войну большевикам, войска Колчака и Деникина — их креатур на роль верховных правителей — разбегаются под ударами Красной армии в разные стороны. Юденич, которого телохранитель Амануллы уважает, как своего бывшего командира под Сарыкамышем, дважды разгромлен под Петроградом. И теперь вся надежда на реванш, который предстоит взять на юге империи, в том самом подбрюшье, с которым граничит Афганистан. После этих исполненных горечи слов британец проникся большим доверием и уважением к своему русскому собеседнику. А Бекович-Черкасский между тем думал о предстоящем походе на Мерв. Глядя в глаза англичанину, в которых отражались надменность и чопорность в то же время с неуверенностью и даже некий страх, он все же решил для себя, что эта прогулка Амануллы в долину Муграба может оказаться полезной для дела революции как с военно-политической, так и с моральной точки зрения.
В Равалпинди посольство Амануллы задержалось на три дня. Эмир отошел от недавнего покушения и чувствовал себя в этом британском форпосте весьма комфортно. Урус-Кяфир посвятил это время знакомству с восточной экзотикой. Прогуливаясь по городскому продовольственному и ремесленному базару, он подал дервишу две серебряные монетки, слепленные пчелиным воском. Через неделю его донесение уже было в таджикском Ходженте. Откуда в сопровождении отряда ЧОН (части особого назначения) связной был отправлен в Ташкент.
Через два дня в главном городе Туркестана уже были осведомлены о том, что особая миссия специального агента ВЧК Василия Дурманова (он же Александр Бекович-Черкасский, он же Урус-Кяфир) успешно началась и вскоре надо ждать дорогих гостей в Мерве.
Временами Аманулла казался не по годам мудрым правителем. Как блестяще он вел себя, общаясь с Дауэром! Но иногда в нем проявлялся безнадежный инфантилизм, вынуждающий сомневаться в его чувстве ответственности как высшего государственного лица и человеческих способностях вообще. Поход на Мерв был проведен им бездарно, и славы афганскому оружию явно не прибавил. Аманулла не решился остаться в захваченном городе, когда понял, что бухарское и хивинское воинства не придут на соединение с ним. В свою очередь оба эмира-союзника не решились на выступление, поскольку боялись столкнуться в
