болтаешь, а если когда-нибудь и узнаешь, то тем хуже для тебя. Ступай спать, говорю тебе, и прикуси свой язык.
На несколько секунд миссис Фосдайк оторопела от грозного тона супруга, но потом оправилась:
— Похоже, тебе все о ней известно. Что ж, в таком случае я отказываюсь держать у себя дома особу, чье прошлое окутано такой таинственностью.
— Это не твой дом! — закричал Джон Фосдайк, совершенно выйдя из себя. — И это мне решать, кому в нем жить, а кому — нет. И еще, кажется, я начинаю понимать, как мужчина может забыться до того, чтобы поднять руку на женщину!
Миссис Фосдайк была не робкого десятка, но эта тирада заставила ее поспешно удалиться. Хотя Джон и одержал победу на сей раз, он знал, что это ни к чему не приведет. Его жена легко могла сделать пребывание Бесси в Дайке невыносимым, и не только своими притеснениями: она могла пустить слух, что он покровительствует Бесси и что она живет у них по его приказанию. Что же тогда будет с репутацией бедной девушки? Все станут ее избегать, а миссис Фосдайк прослывет мученицей… И городской секретарь в этот миг проклял свою супругу.
А между тем она была женщиной весьма добродетельной и вовсе не капризной, но Тотердель… Он внушил миссис Фосдайк, что Бесси Хайд — незаконнорожденная дочь Джона и он покровительствует ее матери.
Когда Фосдайк приехал, Бесси показалась ему очень грустной. Она сослалась на головную боль и рано ушла спать. Джон Фосдайк из этого заключил, что его жена начала досаждать девушке, но оказался несправедлив к миссис Фосдайк: Бесси не на что было пожаловаться, кроме бесконечных расспросов о ее происхождении. Хозяйка Дайка приберегла весь свой гнев для мужа.
У Бесси Хайд и без того хватало поводов для расстройства. Девушка дала Филиппу Сомсу ответ на вопрос, заданный ей на крикетном поле, и теперь жалела об этом. Она сказала Филиппу, что не может быть его женой, не открыв своей тайны, — а на это она не решится.
«Послушайте, моя дорогая, — упорствовал тогда Филипп, — я не верю, что вы могли сделать нечто дурное. Просто скажите мне, что вы не запятнали своей репутации и что никто не имеет оснований презирать вас, и я больше не стану ни о чем спрашивать. Оставьте при себе эту тайну, которая кажется вам такой страшной, и поверьте, придет время, когда мы с вами посмеемся над ней».
Но Бесси лишь печально склонила голову и отказалась дать такое заверение Филиппу Сомсу. Тогда он обнял ее, торжественно поцеловал в лоб и понуро удалился. Бесси же пошла в свою комнату и, расплакавшись, все спрашивала себя, могла ли она чувствовать себя несчастнее, если бы открыла своему обожателю ужасную тайну. Он, может быть, не решился бы жениться на ней, но по крайней мере пожалел бы ее. Она хотела посоветоваться обо всем с Фосдайком, но его не было в Дайке в те злополучные три дня. Теперь уже поздно. Как пущенная стрела, сказанное слово не вернешь назад: Бесси отказала Филиппу Сомсу, и он подарил ей прощальный поцелуй. Девушка полагала, что теперь она должна оставить Дайк. Мисс Хайд была не в силах видеться с Филиппом, особенно теперь, когда он знал, что в ее жизни произошло нечто постыдное.
Пока Фосдайк в гостиной выяснял отношения с женой, Бесси в тишине своей комнаты решала, что ей делать. Девушка собиралась рассказать мистеру Фосдайку обо всем, что произошло между ней и Филиппом Сомсом, покинуть ставший родным Дайк и найти другое место, так как к тетке она и не думала возвращаться. Благодаря щедрости Фосдайка у нее были деньги, на которые она смогла бы прожить несколько месяцев, до тех пор пока не найдет себе какого-нибудь занятия.
Городской секретарь не меньше Бесси желал поговорить с ней наедине, и после завтрака на следующее утро, не обращая внимания на дурное настроение жены, невозмутимо произнес:
— Бесси, пойдемте в сад, мне нужно кое-что сказать вам.
— А мне вам, мистер Фосдайк, — ответила она робко.
— Кому же из нас начать? — спросил Фосдайк, когда они дошли до розария и сели на скамейку.
— Я прежде выслушаю вас, — предложила мисс Хайд.
— Очень хорошо, я буду краток. Поверьте, я искренне сожалею, что должен вам это сказать, но мне ничего больше не остается. Мне кажется, Бесси, вам надо оставить Дайк: этот старый дурак Тотердель так настроил миссис Фосдайк, что вы не сможете здесь больше оставаться. Она не досаждала вам?
— Нет, миссис Фосдайк лишь проявляла любопытство относительно моей прошлой жизни, — ответила Бесси, склонив голову, — но по-прежнему оставалась добра ко мне.
— Так что же вы хотели мне сказать? — спросил Джон Фосдайк.
— То же, что и вы: я желаю оставить Дайк. Вы знаете обо мне все, мистер Фосдайк, — продолжала девушка, и краска бросилась ей в лицо, — вы были так добры ко мне, что я не могу не сказать вам: во время вашего отсутствия мистер Сомс сделал мне предложение.
— Милая моя, как я рад! Это же просто прекрасно! Он сможет хорошо вас обеспечить, к тому же во всем Бомборо не найти другого такого же славного парня. Вы можете гордиться, что заслужили его любовь.
— Но… но вы знаете, что я не могла согласиться, — ответила Бесси, и слезы заблестели у нее на глазах.
— Боже мой! Неужели вы отказали лучшему жениху во всем городе?
— Как же я могла поступить иначе? У меня не хватило мужества поведать ему мою печальную историю… Вы ведь знаете, мистер Фосдайк, я не могла этого сделать.
— Я не совсем понимаю почему. Происхождением вас попрекала злая пуританка — ваша тетка. Я посоветовал вам молчать, потому что иначе вы не получили бы места. Теперь отвечайте мне, что вы сказали Филиппу Сомсу? Вы думаете, что его любовь искренна?
— Я поведала ему, — ответила Бесси, — о своем настоящем положении здесь, в Дайке, сказала, что я вам не родственница, не приемная дочь, как думают в Бомборо, а просто компаньонка миссис Фосдайк.
— И что же он?
— Филипп заявил, что ему это безразлично, что он готов жениться на мне. Тогда мне пришлось уверить его, что это невозможно.
— В этом я не соглашусь с вами, милая Бесси. Если Филипп Сомс вам нравится, так почему же не выйти за него? Я не думаю, что ваше прошлое может что-то для него изменить. Вы совершенно правы в том, что он должен узнать вашу историю, и если он повторит свое предложение, то ваша судьба будет устроена. А открыть тайну Сомсу — уже мое дело.
— Мне, право, все это надоело! — воскликнула вдруг миссис Фосдайк, подкравшись по мягкой траве вместе с мистером Тотерделем; она уловила лишь последние слова супруга. — Если у мисс Хайд есть тайна, то я немедленно хочу ее знать. Я полагаю, что гораздо приличнее доверить эту тайну мне, чем мистеру Сомсу.
На лице мистера Тотерделя появилось живейшее любопытство, и он злорадно произнес:
— Давно пора вывести мисс Хайд на чистую воду.
Джон Фосдайк встал со своего места и, обращаясь к старику, с выражением крайней досады на лице проговорил:
— Кто такая мисс Хайд, вам должно быть решительно все равно, так как я надеюсь, что с этой минуты ваша нога не переступит порог моего дома. Мое терпение лопнуло. Ваш злой язык и ненасытное любопытство наделали уже достаточно неприятностей в Бомборо. Вы вторгаетесь в мои дела, а я не потерплю этого ни от кого. Уходите, и чтобы я не видел вас больше в Дайке!
— Хорошо, сэр, я уйду и не вернусь к вам, — ответил с достоинством Тотердель, — но если вы думаете, Джон Фосдайк, что ваш гнев прекратит толки, то вы заблуждаетесь. Уверяю вас, весь Бомборо жаждет знать, кто такая мисс Хайд! — И, закончив эту тираду, старик ушел.
— А тебе, Мери, нечего больше волноваться о секретах и тайнах, — сурово продолжил Джон Фосдайк. — Бесси оставит нас через неделю, мы только что так решили.
Сказав это, Фосдайк повернулся и пошел к дому. Вместо того чтобы вылить весь свой гнев на мисс Хайд, как можно было ожидать, миссис Фосдайк села на скамейку и расплакалась от огорчения, что Бесси уедет от нее. Она даже решилась признаться, что если бы не ее крестный, то ей и в голову бы не пришло, что у Бесси есть какая-то тайна.