нашего последнего разговора. Благодаря обстоятельствам мои дела значительно улучшились. Я уверен, что вы не откажете мне.
Искренне преданный вам, Джеймс Фоксборо.
Бенбери, понедельник, вечер».
Сыщику оставалось только признать, что письмо на данный момент не объясняло ничего. Он решил никому не сообщать о нем. Только Элиза Сольтер присутствовала в тот момент, когда оно нашлось, а она и не подозревала, что приезжий господин имеет хоть какое-то отношение к убийству.
XVII. Сыщик в недоумении
Как ни радовался Сайлас Ашер своей находке, ему приходилось признать, что письмо не оправдало его надежд. Сколько он не перечитывал это лаконичное послание, оно так и не навело его на нужную мысль. Однако никто лучше Сайласа Ашера не знал, как легко разобрать шифр, когда угадаешь несколько букв.
Элиза Сольтер, удивленная требованием чудаковатого посетителя подать ему бумажки, заметила, как он заинтересовался одной из них. И хитрого человека можно обмануть, особенно если он недооценивает своего противника. Горничная шепнула Дженкинсону, что приезжий нашел какую-то важную бумажку, и Джибонсу она сказала то же, наконец, слух дошел до Марлинсона, и хозяин «Веточки хмеля» опять взбеленился. «Это, может, и не приведет к новому убийству в моей гостинице, но очередного дознания теперь не избежать!» — подумал старик про себя.
— Ваше дело, Сольтер, сжигать всякий сор и не позволять старым коршунам растаскивать его. Я не хочу, чтобы «Веточка хмеля» превратилась в здание уголовного суда. Слушайте, Дженкинсон, когда он позвонит, чтобы ему подали завтрак, я сам пойду к нему и скажу, что обо всем этом думаю. Он имеет на бумажки из камина такое же право, как на чехлы со стульев или скатерть с обеденного стола! Я никому не позволю так себя вести в моей гостинице! Не забудьте, Дженкинсон, я сам отнесу ему кофе.
Дженкинсону пришлось заглушить свое любопытство и повиноваться хозяину. Когда завтрак был готов, он доложил об этом мистеру Марлинсону. Старик торжественно выставил на стол серебряный кофейник, ведь в «Веточке хмеля» гордились старинным серебром и выдержанным вином. Войдя в гостиную, сыщик не придал особого значения присутствию мистера Марлинсона.
— Больше ничего не нужно, можете идти! — проговорил Сайлас Ашер, все еще озадаченный письмом и недовольный тем, что хозяин мельтешил по комнате.
— Извините, сэр, но я хочу вам кое-что сказать. Мы в «Веточке хмеля» не любим судебных следствий. Я полагаю, вы согласитесь с тем, что все найденное в гостинице должно в ней и остаться. Я не могу допустить, чтобы растаскивались всякие мелочи, иначе сюда опять приедут судьи, а я этого не хочу. Отдайте мне бумажку, которую вы взяли из камина, и мы ее сожжем.
Эта речь позабавила Сайласа Ашера, и он не мог устоять перед искушением немного припугнуть своенравного хозяина гостиницы.
— Послушайте, господин Марлинсон, — произнес сыщик своим обычным голосом, забыв про чахоточный кашель и старомодные манеры. — Я сержант Ашер, сыщик. Вы уже видели меня здесь и просто не узнали. Я выяснил в «Веточке хмеля» все, что мне было нужно, и даже больше. Сегодня в двенадцать часов я уезжаю. Прошу, не говорите глупостей насчет того, что мне можно брать, а что — нет. Вы должны быть признательны за…
Тут Сайлас Ашер сделал паузу. Старик Марлинсон стоял напротив него, выпучив глаза и разинув рот, ожидая еще какого-нибудь сюрприза.
— Вы должны быть признательны мне за то, — продолжал сыщик, — что я не забираю вас и ваших людей с собой, чтобы вы не разглашали того, чего не понимаете.
— Вы хотите упечь меня за решетку? — задыхаясь от гнева, выкрикнул Марлинсон.
— Нет, в тюрьму я вас сажать не собираюсь, — ответил сыщик с улыбкой, — но если такие вещи происходят в вашем доме…
— Так и есть! Вот как они рассуждают! Это я пригласил сюда этого злодея, что ли? Я надоумил его проткнуть кинжалом бедного мистера Фосдайка?.. Пошли мне Господи смерть! Пусть дом мой сгорит! После того, как Фоксборо повесят, я не откупорю ни единой бутылки, не возьму в руки ни одной серебряной ложки!.. Вы приезжаете сюда как старый судья, побывавший в Индии, и вдруг оказываетесь сыщиком! Я ничего не понимаю! Где Фоксборо? Не превратился ли он в Дженкинсона? Не окажется ли Элиза Сольтер графиней или отравительницей? Ну, надевайте же на меня кандалы! Я ничего не знаю, но я готов, забирайте меня, забирайте все, что хотите!
— Вот что бывает, когда пытаешься утопить свое раздражение в ликере или водке… Он, похоже, перебрал, — пробормотал сыщик вполголоса. — Все это вздор, мистер Марлинсон, — добавил он уже громче. — К несчастью, у вас в доме убили человека, но все самое страшное уже позади. Вас больше не будут беспокоить, придется только дать показания в суде. И вы прекрасно знаете, что ни вас, ни ваших слуг ни в чем не подозревают.
— Меня замучили! С постояльцами просто беда! Стоит им предложить обычную комнату, как они тут же начинают думать, что убийство произошло именно в ней. Убедить их в обратном совершенно невозможно, а если вдруг и получается, то они просят показать им ту самую комнату. Я до того дошел, сержант, что готов им сказать: «Сегодня в обеденной карте у нас убийства нет, но я не знаю, что придется подать к ужину». Я был знаком с бедным мистером Фосдайком, он не раз у меня обедал, но если память мне не изменяет, ночевал он тут в первый и последний раз. Я не пойду на поправку, мистер Ашер, пока это дело не закончится. Я ни сна, ни отдыха не знаю, а пью больше, чем когда-либо…
С этими словами Марлинсон сел, опустив голову на руку; он казался олицетворением уныния.
— Послушайте, мистер Марлинсон, — сказал сыщик, похлопав старика по плечу, желая хоть как-то подбодрить беднягу; на хозяина «Веточки хмеля» это, правда, произвело обратный эффект: он вытянул обе руки, думая, что на него наденут кандалы. — Не валяйте дурака! Я вовсе не собираюсь арестовывать вас, — продолжал Сайлас Ашер. — Я человек прямой и откровенный и не прочь сообщить вам, что нашлось очень важное письмо. Я не говорю вам больше, чтобы избавить вас от лишних хлопот. К вечеру эту новость узнает весь Бомборо, а утром о ней услышат и в Лондоне. Любопытные нагрянут в гостиницу, думая, что вам все должно быть известно. А вы можете смело говорить следующее: «Да, сержант Ашер обо всем мне рассказал, но по секрету, так что на мои уста наложена печать». Теперь, мистер Марлинсон, я думаю, между нами не осталось недомолвок. Прощайте и пришлите мне счет.
Марлинсон, смягчившись, пришел в свое любимое место — буфетную. Его грела мысль о том, что он единственный поверенный знаменитого сыщика и что только ему одному известно о последнем открытии, относящемся к бенберийскому убийству. После отъезда Сайласа Ашера прошло немало времени, прежде чем старик Марлинсон понял, что тот, в сущности, ничего ему не сказал.
Сыщик по дороге в Лондон думал о письме. Он еще не извлек из него ничего полезного, но по- прежнему был твердо уверен в том, что ключ к разгадке, правда, зашифрованный, лежит в его нагрудном кармане. Еще несколько недель, и он, Сайлас Ашер, укажет на того, кто совершил это преступление и зачем. Сыщик не сомневался в том, что это лишь вопрос времени. Больше всего его, однако, волновало исчезновение Фоксборо — он будто сквозь землю провалился.
Чтобы привлечь публику в нынешнее время, газетчикам приходится изрядно постараться. Все любят читать новости, приправленные чем-то остреньким, так что заголовки пестрели сообщениями о загадочном исчезновении Фоксборо. Писали о его будто бы неминуемом аресте, о его прошлой жизни, но сведения были крайне противоречивыми. Стали даже появляться объявления о награде в двести фунтов за поимку Джеймса Фоксборо.
Чем больше Сайлас Ашер думал о письме, тем сильнее он укреплялся в своем намерении никому о нем пока не сообщать. Он был убежден, что, кроме него и Фоксборо, ни одна живая душа не знает о содержании письма. Прежде всего, предстояло сличить почерк. Сначала Сайлас Ашер не знал, к кому за этим обратиться. Но через два дня он отправился в «Сирингу», к миссис Фоксборо. Разумеется, сыщик понимал, что жена не станет свидетельствовать против мужа, поэтому не очень-то рассчитывал на помощь
