заговорил весь свет, — она ведь теперь стала невестой Филиппа.
XXVII. Кодемор начинает беспокоиться
Одна из аксиом геометрии, которая гласит, что если две точки соединить прямой, то она и будет кратчайшим расстоянием между ними, так же неоспорима, как и то, что мужчины испытывают необъяснимое влечение к женщинам.
Конечно, Кодемор имел причины прельститься Нидией Фоксборо. Она была очень хороша собой и к тому же прекрасно воспитана; но она никогда не поощряла чувств Кодемора, да тот и не имел возможности ухаживать за ней. Несмотря на это, ростовщик твердо решился жениться на девушке. Он всеми силами старался прибрать «Сирингу» к рукам и уже вовсю распоряжался в театре, на что не имел совершенно никаких прав. Теперь его огорчало не равнодушие Нид — этого он ожидал, — а готовность ее матери отдать «Сирингу». Кодемор уже отказался от надежды достигнуть своей цели простым сватовством, но рассчитывал, что контроль над театром поможет добиться желаемого. Но, к его великому сожалению, миссис Фоксборо не сильно дорожила «Сирингой».
Еще одно обстоятельство тревожило ростовщика: его сопернику Герберту Моранту сопутствовал успех. Кодемор располагал несколькими векселями молодого человека и думал, что тот скоро попадет к нему в лапы; но, к его огромному удивлению, мистер Морант расплатился по векселям в срок и не изъявил желания выдавать новые.
Из разговора с миссис Фоксборо Кодемор узнал, что полиция уже не считает ее мужа преступником. Ростовщик был расстроен: он находил для себя выгоду в том, что Фоксборо обвиняли в убийстве. Кодемор решился зайти к Стертону и выведать, что думают в Скотленд-Ярде о тех сведениях, которые предоставил знаменитый портной.
Стертон находился дома или, правильнее сказать, в своем магазине. Жил же он в прелестном доме в Вест-Кенсингтоне. У него было много слуг, верховых лошадей и лошадей для экипажа, французский повар, шотландский садовник и оранжерея. Его сыновья учились в университете, и хотя они отличались большей консервативностью взглядов по сравнению со своим отцом, гораздо меньше благоговели перед лордами.
Кодемора тотчас провели в просто меблированную комнату, устроенную за магазином, где Стертон, сидя за столом, отвечал на письма, которые ему приносили каждое утро.
— А, это вы, — проговорил он лениво, — прошу садиться. Дайте мне две минуты, я сейчас закончу и буду готов побеседовать с вами.
Через несколько минут портной бросил перо и, развернув свой стул, спросил Кодемора:
— Ну, что такое?
— Что вам сказали в Скотленд-Ярде? — без всяких предисловий поинтересовался ростовщик.
— Вам нечего беспокоиться; вашего имени я не упоминал, да и мое они обещали не разглашать, если, конечно, не возникнет необходимость — но это маловероятно. Я видел сыщика Ашера, который ведет это дело; он сказал, что мои сведения могут оказаться очень полезными, но показания, вероятно, мне давать не придется. Кроме того, он попросил меня никому больше об этом не говорить.
— Мне сообщили, что полиция предполагает, будто не Фоксборо совершил это преступление. Это правда? Что думает Ашер на этот счет?
— Право, не знаю, — ответил Стертон, — как мне кажется, Сайлас Ашер не расположен делиться с кем-либо своим мнением до тех пор, пока не найдет убийцу. Он может говорить с вами любезно и совершенно откровенно, но его истинных мыслей вы все-таки не узнаете. Мне, например, приходится встречать самых разных людей; снимая мерки с фигуры человека, волей-неволей меришь и его душу. Есть такие клиенты, которые не знают, чего хотят, и их вы можете убедить во всем. Есть и другие — они опять же не знают, чего хотят, но вечно подозревают вас в чем-то, когда вы стараетесь им помочь. Есть и третий тип — им, страшным телом и душой, ничем невозможно угодить. Встречаются и такие клиенты, которые терпеть не могут что-либо примерять, не любят заказывать, а берут все готовое… Наше искусство великолепно, и еще придет время, когда оно будет признано таковым, когда начнется великое слияние всего, тогда несомненно… несомненно!..
Тут портной-демократ запнулся: речь опередила мысль. Такое часто случается с нашими законодателями и объясняет внезапные паузы в их выступлениях.
Понятия, по которым жил Кодемор, отличались чрезвычайной узостью, но он был человеком практичным. Ростовщик изумленно вытаращил глаза на своего разглагольствующего приятеля, и если бы его мысли можно было выразить словами, то они звучали бы примерно так:
«У всех людей есть свои недостатки. Слабость человеческой организации, доведенная до крайности, называется безумием. Если бы я не знал, что Стертон — человек деловой и практичный, я удивился бы, почему его близкие до сих пор не заперли его в сумасшедший дом, раз он несет такую чепуху».
— Значит, этот Ашер не говорил вам, что Фоксборо не виновен в преступлении? — спросил наконец Кодемор.
— Нет, а почему это пришло вам в голову?
— Кажется, я читал об этом в газетах, — небрежно бросил ростовщик в ответ, — и потом я не совсем понял то, что вы мне рассказывали о Скотленд-Ярде.
— По-моему, я вполне ясно выразился, — возразил Стертон. — Ашер не объяснил мне ничего. Он был очень разговорчив, когда я молчал, но становился нем как рыба, когда я раскрывал рот. Я ничего не знаю о позиции Скотленд-Ярда.
— Мне любопытно было узнать, что там думают о предоставленных вами сведениях, — сказал Кодемор, вставая, — и успокоило ли это вашу совесть.
— Чем скорее вы поймете, что я намерен поступать по-своему, тем лучше, — резко возразил Стертон, — мне нетрудно начать дела с кем-то еще.
— А если я расскажу кому-нибудь о наших деловых отношениях? — спросил Кодемор.
— Тогда я вас погублю. Как же вы глупы! Неужели вы не понимаете, что такие мелкие капиталисты, как вы, всегда зависимы от крупных, — спокойно заметил Стертон. — Обо всех известных людях моей профессии говорят, что они дают взаймы деньги своим клиентам, хотя это делают не все. Вы не можете причинить мне вред, любезный Кодемор, а я непременно вас погублю. Я держу в руках такие ниточки, о которых вы и понятия не имеете.
— Я не желаю ссориться с вами, — возразил ростовщик, — но если вы идете наперекор моим выгодам, то я хочу знать почему. Ладно, давайте сменим тему. Что там Морант? Расплатился с вами? Выкупил свои векселя?
— Кажется, это он соперничает с вами за руку мисс Фоксборо? Он бросил нас, а это обычно указывает на то, что человек принялся за дело…
И Стертон опять пустился в разглагольствования. Не известно, понимал ли он сам, что именно хочет сказать. Разговор стал слишком глубокомысленным для Кодемора. Он решил, что говорить больше не о чем, нечего больше узнавать, и простился с портным. Ростовщик вышел от портного несколько ошеломленный. Он понял, что Стертон гораздо более тверд и настойчив, чем он полагал.
Кодемор решил не заходить в контору и прямиком направился в свои апартаменты. Поднимаясь по лестнице, он увидел, как клерк по имени Тим выходит из его спальни.
— Что вы здесь делали? — грозно спросил ростовщик.
— Я ходил узнать, дома ли вы. Какой-то Смитсон желает вас видеть.
— Где его карточка?
— У него не было карточки.
— Хорошо, пусть войдет.
— Этот господин уже ушел, но зайдет через час — так он сказал, когда узнал, что вас нет дома.
— Как же он узнал, если вы сами только что это выяснили?..
— Я догадывался, что вас нет, и так ему и сказал, а он не хотел ждать, пока я проверю…
— Послушайте, приятель, зачем вы так бесстыдно лжете? Ведь вы знали, что я ушел.
