что это вы мне что-нибудь скажете. Человек, живущий на одном месте и одаренный такой тонкой проницательностью, мог бы, я полагаю, и приметить что-нибудь.
— Я и приметил, — захихикал Тотердель. — Это странная вещь, и я узнал о ней случайно. К делу она особенно не относится, так что прежде мы поговорим о том, что удалось обнаружить вам.
«Что же стало известно этой старой образине? — подумал сыщик. — Полезны эти сведения или нет? Он, конечно, сам не понимает, а пытать его я не намерен. Лучше я выкажу ему свое доверие и достану письмо, а там уж он все и выболтает».
— Мистер Тотердель, надеюсь, вы умеете хранить секреты и не разболтаете никому то, что я вам сейчас расскажу, — заговорщическим тоном начал Сайлас Ашер. — Я достал письмо этого Джеймса Фоксборо, которого вы видели в театре. Узнаете ли вы в этом письме почерк одного из служащих мистера Фосдайка? Вам же знаком их почерк?
— Конечно, — ответил старик, хотя не имел ни малейшего понятия о деловых отношениях мистера Фосдайка; он, не задумываясь, был готов наврать с три короба, только бы не упустить случая удовлетворить свое непомерное любопытство.
— Посмотрите. Вы знаете, кто это писал? — спросил сыщик, показывая письмо так, что была видна только подпись. — Это почерк человека, который лишил жизни Джона Фосдайка.
— Господи помилуй, — воскликнул Тотердель, надевая очки. — Нет, он прежде мне не встречался…
— Когда я найду того, кто знает этот почерк, я в ту же секунду раскрою бенберийское убийство. А что удалось узнать вам?
— Может быть, это не так уж и важно, — ответил старик, — но странно, очень странно. Вам стоит знать, что, когда в Бомборо зашла речь о театре, разумеется, встал вопрос и о средствах. Нужно было где-то найти шесть тысяч на его постройку. Бедный Фосдайк предлагал организовать особый сбор, но я как раз в то время стал членом муниципального совета и узнал, что нужная сумма есть, но отдана кому-то под залог. Тогда я выступил с предложением взыскать деньги с должника и выстроить на них театр.
— Ах вот оно что! — невольно воскликнул мистер Ашер.
— Это вас удивляет? — спросил Тотердель, посмотрев на сыщика через очки.
— Вы были правы, — ответил Сайлас Ашер. — Я знал, что для бомборосцев ваше присутствие в муниципальном совете — большое счастье.
— Но представьте себе, хоть деньги и оказались в наличии, хоть Джон Фосдайк и отчитался в них до последнего пенни, оказалось, что их никогда не отдавали под залог.
— Ага! — многозначительно произнес сыщик. — Чем же вы объясните такое обстоятельство, мистер Тотердель?
— Не знаю, мистер Ашер, это пусть судьи решают и присяжные. Я еще много чего расскажу, если мне представится случай…
— Ну, мистер Тотердель, я не стану больше отнимать ваше драгоценное время. Вы держите в руках ниточки, которые вскоре позволят распутать это дело. Конец уже близок, сэр. День ото дня все становится яснее.
— Отлично! — воскликнул старик. — Но все это между нами, только между нами. — Кстати, где, по- вашему, сейчас находится этот негодяй Фоксборо? Вы напали на его след?
— Да, напал! — ответил Ашер, вставая. — Но — и это излишне объяснять человеку с вашим опытом и проницательностью — вы сами понимаете, что необходимо держать рот на замке.
— О, разумеется, мистер Ашер! Вы можете положиться на меня, я не скажу никому ни слова. Никто не умеет молчать лучше меня. Как говорится, нем как рыба! Ха-ха-ха! Спокойной ночи!
«Да, ты хоть раз в жизни сдержишь слово! — пробормотал сыщик про себя. — Ты никому не ничего не скажешь на этот раз, потому что тебе просто-напросто нечего говорить. Но если бы кто-нибудь подсказал мне, чей это почерк, я бы раскрыл бенберийское убийство. Сейчас половина десятого, значит еще не поздно заглянуть к доктору Ингльби. Я не думаю, что ему знаком этот почерк, но попытаться стоит. На сей раз моя поездка в Бомборо оказалась весьма удачной. Я узнал у Тотерделя очень важную деталь, которая почти распутала дело».
Рассуждая таким образом, сыщик отправился к доктору Ингльби и, по своему обыкновению, вошел следом за слугой, который докладывал о нем.
Доктор курил сигару и выслушивал душевные излияния Герберта Моранта и Филиппа Сомса. Первый молодой человек отличался тем, что строил воздушные замки. Его постройки со временем обратятся в дым, но, нисколько этим не смутившись, он вновь начнет воздвигать их, пребывая в счастливой беспечности, характерной для человека столь юного возраста. Доктор Ингльби с большим участием внимал спокойным, степенным мечтам Филиппа Сомса о супружестве и блестящим надеждам Герберта Моранта. Эти молодые люди нравились ему, хотя были совсем не похожи друг на друга: Филипп казался олицетворением благородства и преданности, а Герберт — страсти и обожания.
— Присаживайтесь, мистер Ашер, — воскликнул доктор Ингльби, — и скажите, что вы предпочитаете — вино или водку? А затем потрудитесь объяснить, зачем я вам понадобился? Я знаю, вы так заняты, что не станете совершать визитов вежливости. Или у вас какие-то проблемы со здоровьем?
— Нет, доктор, — ответил сыщик, смеясь, — здоровье в порядке, не беспокойтесь. Если вы позволите, я выпью портвейна. Меня привело к вам одно дельце. Бенберийской истории недостает одной мелочи, относительно нее я и думаю посоветоваться с вами и мистером Сомсом.
— Я очень рад, что вы близитесь к разгадке, — ответил доктор Ингльби, — но не думаю, что эти два господина и миссис Фосдайк оценят ваши старания. Они хотят поскорее предать все забвению.
— Послушайте, господа, такое дело нельзя предать забвению, потому что это станет вечным упреком Скотленд-Ярду. Я не знаю, как вам понравится разгадка, когда мы до нее доберемся, а доберемся мы непременно, но если вам будет приятно доказать, что Джеймс Фоксборо не убивал Джона Фосдайка ни умышленно, ни случайно, то я бы на вашем месте мне посодействовал.
Все трое изумленно воззрились на сыщика.
— Нет, господа, — продолжал Сайлас Ашер, — я не выпущу кота из мешка, пока не уверюсь в том, что опять смогу его поймать. Итак, к делу. Вы, мистер Ингльби, и вы, мистер Сомс, наверняка знаете друзей и служащих мистера Фосдайка, не так ли?
— Его друзей — да, — ответил доктор, — его служащих — нет. Он был очень скрытен в том, что касалось дел, так что о них мне ровным счетом ничего не известно.
— А вы, мистер Сомс? — спросил сыщик.
— Мне известно еще меньше, чем доктору Ингльби. Сами посудите, мог ли мистер Фосдайк сообщать такому молодому человеку, как я, то, что он утаивал от своего старого друга-доктора?
— Очень жаль, но тогда, боюсь, вы не сможете мне помочь; однако я все же расскажу вам, в чем дело.
Сайлас Ашер вынул из нагрудного кармана огромный бумажник, а из него — знаменитое письмо, сложенное таким образом, чтобы, кроме подписи, ничего нельзя было разобрать.
— Вы узнаете этот почерк, сэр? — спросил сержант, показывая подпись доктору Ингльби.
— Нет, — ответил доктор.
— А вы, мистер Сомс?
Филипп рассмотрел подпись и ответил:
— Нет, я никогда не видел этого почерка.
— Неприятно, очень неприятно! — заметил сыщик. — Если бы я знал, кто написал эти строки, то представил бы публике самое интересное дело, какое мне только случалось разбирать. Но мне никак не удается выяснить самое главное, хотя должны быть сотни людей, которые могут узнать этот почерк. Остается только сфотографировать подпись и разослать ее во все газеты.
— Позвольте мне взглянуть, мистер Ашер, — попросил Морант.
— Сделайте одолжение!
Герберт несколько мгновений смотрел на подпись, а потом сказал спокойно:
— Я знаю, кто это писал. Это…
— Молчите, сэр, молчите, ради бога! — вскрикнул сыщик, вскочив с места. — Я попрошу вас в течение двух суток не называть этого имени никому, кроме меня. Если этот человек в Англии, я поймаю его за
