которые потом пойдут на плавку! На это соглашаться нельзя. И хотя он уже согласился на это в разговоре с Караматиным, он отменит свое согласие, предложит другой способ.
Он думал теперь только об этом другом способе. Он вспоминал статью, прочитанную два года назад в одном специальном журнале, — о возможности производить серную кислоту из отбросных конвертерных газов. В самом деле — чем не сырье? Каждый медеплавильный завод ежегодно выбрасывает из своих труб миллионы кубометров сернистого газа, этот газ оседает на землю, сжигает растительность, отравляет людей. Пустыня, мертвая пустыня окружает всякий такой завод. А если этот газ уловить, не выпуская его в воздух и направить в контактные аппараты, то получится серная кислота, та самая серная кислота, без которой они не могут производить медь.
Так, разговаривая с самим собой, все более увлекаясь, он пришел на совещание к Сильченко. Назаров сухо поздоровался с Седюком. Его обида еще не прошла, и он нарочно подогревал ее. Докладчиком был Назаров — уж одно это доказывало, что совещание созвано по его инициативе и что он не скрыл разногласий со своим главным инженером. Но в докладе его, как и ожидал Седюк, не было ничего нового и спорного: без кислоты не обойтись, проект и строительство сернокислотного цеха нужно форсировать, чтобы еще до пуска завода накопить достаточные резервы кислоты.
Сильченко повернулся к Седюку.
— Ваше мнение?
Седюк понимал, что от него ждут возражений. Он сказал спокойно:
— Что же, доклад правилен. Кислота нужна. Сильченко удивленно переспросил:
— Значит, возражений у вас нет?
— Нет, — подтвердил Седюк. — Но стандартная схема в наших местных условиях очень неудобна. Она приведет к большой потере меди. У меня есть другое предложение.
Он начал излагать свою мысль.
Удивление и настороженность на лицах слушавших его людей показывали, насколько новой и смелой кажется им всем его идея.
Когда Седюк кончил, Сильченко спросил:
— На каком-нибудь заводе уже опробована эта предлагаемая вами схема?
— Не знаю, Борис Викторович. Возможно, в других странах есть что-нибудь похожее. Я не читал о работающих цехах, но идея такого производства упоминается во многих местах.
Как Седюк и предполагал, с ним стали спорить. Караматин решительно отверг новую идею. Он хмуро заметил, что ему трудно выступать против этой своеобразной и так энергично обоснованной схемы. Но он проектант и обязан в своих чертежах предлагать только то, что не вызывает сомнения. Конечно, осуществление схемы товарища Седюка сулит огромные преимущества, но при одном «если»: если она осуществима. Он, Караматин, считает, что проектировать нигде не испробованный процесс — безумие.
Назаров поддержал Караматина: если схема, предлагаемая главным инженером медеплавильного, не пойдет или пойдет плохо, это приведет к провалу всего завода, — о таких вещах надо заранее думать и думать.
Вслед за Назаровым встал Телехов. Его лицо порозовело, сам он, казалось, помолодел. Седюк почти с нежностью смотрел на старого инженера. Этот человек когда-то на заре пятилеток был одним из самых смелых новаторов страны, одним из создателей отечественной электрометаллургии, его курс, ставший настольным для студенчества, при своем появлении вызвал нападки и споры, он был расценен как вызов всем признанным авторитетам, как потрясение всех священных догм. И вот сейчас усталый, осуществивший, может быть, все, что ему полагалось осуществить в жизни, он встрепенулся, как только услышал новое, свежее слово.
Он смело защищал схему Седюка, требовал ее осуществления. Когда он кончил, Сильченко негромко сказал Седюку:
— Еще один вопрос к вам. Всякому интересно утилизировать отбросные газы, вместо того чтобы отравлять ими землю и людей, а между тем нигде это не делается. Как вы думаете, почему?
Вопрос этот был естественным и логичным. Седюк сам задавал его себе. Но от этого он не становился более простым. Конечно, безоговорочно нельзя ручаться ни за что, и трудности с новым методом неизбежны, и сам по себе он очень непрост. Ясно одно: преимущества предлагаемого метода так велики, что стоит пойти на любые трудности, лишь бы осуществить его.
— Дайте-ка мне, Борис Викторович, — проговорил молчавший до этого Дебрев.
Он сразу разглядел в поведении Сильченко недоверие к новой идее. Уже одно это заставило его защищать Седюка: в последнее время Дебрев ощущал непреодолимую потребность везде, где можно, делать все наперекор Сильченко. Кроме того, ему в самом деле понравился новый метод.
— Вы говорите, новый процесс? — сказал он, обращаясь к Караматину. — А почему мы не можем попробовать в Ленинске новый процесс? Нигде в мире не применяли высоковольтного электропрогрева, а мы попробовали — и ничего, пошло! Мы не ставим все на одну карту, как азартные игроки. Если опыты покажут, что переработка конвертерных газов в кислоту идет плохо, мы всегда успеем возвратиться к испытанной схеме. Я предлагаю: без всякого промедления пристраивать к опытному цеху экспериментальную сернокислотную установку и ставить на ней новый процесс. А Семен Ильич пока, конечно, пусть делает свой стандартный проект. — И, повернувшись к Сильченко, Дебрев проговорил с еле заметной, но всеми сразу угаданной иронией: — Вы часто говорите, Борис Викторович, что нам необходимо сейчас дерзать, творить, прокладывать новые пути. Чем это не новый путь в технике?
Мнение Дебрева решило спор. Сильченко, в отличие от Дебрева, защищавшего любое свое мнение, раз уж оно сказано, часто уступал главному инженеру в технических спорах.
После совещания Седюк вернулся в опытный цех. Теперь, когда ему удалось отстоять свою идею, все повернулось совсем иной стороной. Он вспоминал возражения Караматина и Назарова, пытливые вопросы Сильченко. Да, он, пожалуй, поторопился. Конечно, старый процесс был сложен, наладка его могла затянуться и снизить выдачу меди. Но новый процесс неясен, шут его знает, какие еще неожиданности в нем откроются. Сильченко прав, специалисты до сих пор нигде не пускали еще процесса на конвертерных газах, а он прочитал об этом процессе в случайной статье и еще два-три слова в учебниках и сразу бахнул: «Мы можем!» Нет, Сильченко молодец, он в серной кислоте никак не разбирается, но всем своим опытом старого хозяйственника понял — рискованно. И Караматин, если говорить по-честному, прав — он не может проектировать нигде не испробованные процессы. Телехов, старик, загорелся от первого его слова — он, наверное, вспомнил, как ему самому приходилось копья ломать, — но ведь он не химик, поддержка его от принципа, что все новое и передовое нужно поощрять. «Правда, и Дебрев поддержал, и крепко поддержал, а он уж разбирается в деле, — возразил себе Седюк. Но тут же строго прикрикнул на себя — Не гордись! Это не потому, что план твой хорош, нет! Просто он верит в тебя, он тебя откопал, и пока ты оправдываешь его надежды. А тут ты опозоришься… А может, не опозоришься?»
С этими невеселыми мыслями он зашел к Кирееву.
Киреев в плавильном отделении испытывал только что пущенную опытную отражательную печь. Плавкой руководил Романов, но Киреев поминутно вмешивался в его распоряжения. Переведенные на прошлой неделе в опытный цех нганасаны Яков Бетту и Семен Яптуне, в брезентовых спецовках и кожаных рукавицах, подбрасывали лопатами флюсы в раскрытые окна печи. Киреев, раздражаясь, доказывал Романову:
— Ста градусов не хватает, понимаете? Если вы немедленно не добавите факела, вся плавка пойдет в брак!
Романов говорил просительно:
— Хватает температуры, Сидор Карпович, ей-богу, хватает. Вот разрешите мне довести плавку до конца — сами увидите. Поверьте старику, за последние тридцать лет ни разу плавку в брак не выпустил.
— Бросьте, пусть Василий Евграфович сам ведет плавку, — посоветовал Седюк. — А вы лучше пойдите со мной, надо посоветоваться насчет новых исследований.
Киреев был рассержен, что Седюк его не поддержал, и слушал невнимательно. Он прервал Седюка уже на пятом слове.
— Все знают, что серная кислота необходима, в Ленинске об этом говорят даже в детских садах, — сказал он грубо. — Возьмите любой учебник по основной химии и списывайте: обжиг сульфидов или
