— Да, да, я знаю как это звучит… — пробормотал я.
— Как называется твой дом? — Спросил Вермунд.
— Санкт-Петербург, — сказал я.
— Никогда не слышал…
— Россия – добавил я, без особой надежды.
— Так, или так?
— Второе – называние местности.
— Нет… — покачал головой Вермунд, и я понял, что о таких местах он не слышал.
— А где я сейчас, Вермунд? — Спросил я, и сердце сжалось в предчувствии ответа.
— Ты на моем дворе, у озера Свансьярр, в краю дроттина Эйнара, на острове Литдалир.
— Про такие места я не слышал…
— Выходит ты попал к нам сам не знаешь откуда. Ты даже не знаешь где твой дом и твой род и твои друзья?
— Да, — кивнул я. — И мне самому стало жутко. — И еще одно, Вермунд. — Там, откуда я к вам попал, в тот моммент было жаркое лето…
— Колдовство-о! — Протянул Лейв.
— Возможно, ты прогневил кого-то из богов… — пробормотал Вермунд.
— Не торопись рассуждать промысел богов, муж мой, — мягко сказала Халла. — Возможно, это их деяние. Но кто знает, во гнев это или в милость.
— Верно рассужено, — сказал Вермунд. А меня спросил. — Каков был твой труд дома?
— Я… я программист.
Вермунд некоторое время пытался повторить незнакомое слово.
— Твое ремесло. Объясни его другими словами.
— Я… — вот задача… — Я складываю цифры.
— Ты был счетоводом на подворье знатного человека?
— Нет… я…
— Помогал купцу? — Попытался помочь мне Вермунд.
— Нет… я… — я лихорадочно искал слова. — Я… оживлял картинки… чтобы… развлекать людей…
— Оживлял? — Нахмурился Вермунд. — Ты колдун?!
Я увидел, что Халла тоже нахмурилась, а Лейв к своему любопытству прибавил и легкий испуг, и решил что в колдуны записываться я пожалуй не буду.
— Нет, никакого колдовства. Я неверно выразился… Мы просто рисовали картинки, которые были так хороши, что прямо как живые.
— Если вы ткали гобелены, как женщины из земли англов – то не мужское это дело, и у тебя не будет уважения у наших мужчин.
— Нет, я не ткал…
Я лихорадочно размышлял. Я был программистом. Хорошим программистом. Я учился на это несколько лет в университете, и сверх того. Это была уважаемая профессия. Может не во всех кругах, но там где я общался, уж точно. Но сейчас я не знал что сказать, под вопросительным взглядом Вермунда. Нет, я конечно не почувствовал что занимался в жизни не тем. Но это была глупейшая ситуация, когда твой многолетний труд вложенный в профессию вдруг потерял цену. Я работал над компьютерными играми – у Вермунда они превратились в гобелены. Я занимался и программами-навигаторами для морского позиционирования судов. Это было действительно серьезное дело. ТАМ. Сказать Вермунду, что я рисовал карты. Представляю что будет, когда мне дадут бумагу и перо. В голове тут же всплыл образ старинных карт из пиратских фильмов, вычерченные, украшенные бисерным почерком буква к букве. Сомневаюсь, что я нарисую хоть что-то подобное.
Вермунд смотрел на меня с терпеливым интересом.
— Видишь ли Вермунд, — вздохнул я. — Ты спрашиваешь, чем я занимался… — Я вспомнил, что он сказал, что был с сыном на рыбалке. — Представь, что рыбак который всю жизнь рыбачил в лодке на озере попал к людям, которые живут в густом лесу, и промышляют охотой на зверей… Ловцы из леса спросят рыбака, — каким трудом он жил? Рыбак ответит, — что он ловец.
— Так, — спросил Вермунд кивнув, с полувопросительной интонацией.
— Тогда охотники из леса скажут, — мы тоже ловцы. Ты, человек, бьешь медведя рогатиной, или ставишь на него капкан? А рыбак ответит им, что своего медведя он ловит не огромной рогатиной, а крохотным крючком, или же запутывает по сотне медведей сразу в одну сеть… Поверят ли охотники на зверей, в то что сто медведей можно поймать одной сетью, одному человеку зараз? Вряд ли. И тогда рыбаку придется трудно объяснять, что это совсем другие медведи, маленькие, и без лап и без когтей, в блестящей чешуе. И живут эти медведи… И чем больше лесные люди будут расспрашивать рыбака, тем меньше они ему будут верить, и тем больше запутываться. И даже если они что-то себе представят из его рассказов, насколько близко окажется их представление к действительности?
— Так… — сказал Вермнуд. — И эту историю ты рассказал?..
— Чтобы показать, что видимо моя работа от вашего дома еще дальше, чем лес от озера, — вздохнул я.
Вермунд помолчал.
— Твои слова мудры, — наконец произнес он. — Однако, вот что я понял. Твоя работа у нас бесполезна, да?
— Да, — переламывая себя кивнул я.
— Твой род, и твои друзья далеко. И полбеды, что они далеко. А вся беда, что ты не знаешь даже где твой дом, и как его искать.
Я молчал. Он сказал это, и мысли оделись реальностью.
— Этот крючок загнули против твоей воли, — покачал головой Вермунд – и трудно будет тебе разогнуть его. Ты вдали от дома, от друзей, и без дела в руках… Так вот что я тебе скажу на все это Димитар, сын Вальдимарра, с этого момента – ты мой раб.
Я онемел.
— Нечестно! — завопил маленький Лейв едва не выпрыгивая из свой долгополой рубахи – Нечестно! Это я заметил его, когда он плыл по реке. Значит, он должен быть мой раб!
— Когда ты получишь право носить оружие сын. Мы подумаем над этим, — дипломатично пообещал Вермунд. И снова обернулся ко мне. — А ты, Димитар, должен восстанавливать силы. С завтрашнего дня ты начнешь потихоньку вставать. Мы поможем тебе. Сейчас зима, работы вне дома мало. Поэтому у тебя есть время восстановить силы. Ну а пока что ты будешь прясть вместе с женщинами.
Я открыл рот, но не потому что хотел что-то сказать. Челюсть от возмущения отвисла.
Халла снова улыбнулось мне своей доброй улыбкой.
Судя по солнцу, было около полудня. Я рассеяно осматривал окружающий пейзаж. Мой наблюдательный пункт находился на самом краю обширного луга, под навесом летней хижины. Сама хижина была небольшой, зато её крыша была вдвое больше, и выпирала с фасада гигантским 'козырьком', который поддерживался двумя вкопанными в землю жердинами, чтоб не обломиться под собственной тяжестью. Под этим навесом я и возлежал на большой охапке сена. Здесь меня полуденное солнце не палило, ветерок обдувал, а главное был прекрасно виден весь залитый солнечным светом луг, пасущаяся на нем живность, за которую я теперь отвечал, и окрестный лес. Подчиненное мне стадо тусовалось на лугу. Восемь коров меланхолично обжирали траву, надувая вымя молком. Бык прохаживался вокруг них, окидывая коров хозяйским взглядом. Недалеко гуляли две кобылы, одна из них недавно ожеребилась, и детенёк крутился рядом с лошадиной мамкой, познавая удивительный окружающий мир и трогательно-смешно подпрыгивая пытался приспособиться к своим длинным ногам-ходулям, которые в росте сильно опередили тело… 'Счастливый отец' тоже валандался неподалеку. Этот серый с белой гривой здоровенный жеребец, по имени Хвитфакси, был гордостью Вермунда. Тот был готов часами расписывать как восхищала стать
