Тайны финской войны

и материальные стимулы принесли ничтожные результаты. Трофеи в ходе войны финская армия захватила, конечно, весьма солидные: 25 248 винтовок, 54 пистолета — пулемета, 1574 ручных и 954 станковых пулемета, 125 противотанковых и 160 полевых орудий, а также 94 миномета. Очевидно, большинство трофеев было взято с убитых или из того, что было брошено красноармейцами при поспешном отступлении с поля боя. В плен попало только около 6 тысяч бойцов и командиров — из них человек 700 раненых и обмороженных, остальные же, как правило, сдавались не добровольно, а оказавшись в безнадежном, гибельном положении в районах к северу от Ладожского озера.

Иное могло бы быть с самолетами: ведь сумма премии была очень велика. Всего финнам досталось 25 советских самолетов. Несколько из них не имели повреждений и были позднее использованы ВВС Финляндии. Это обстоятельство как будто наводит на мысль, что их переправили через линию фронта пилоты — пе — ребежчики (при посадке на финских аэродромах они должны были выбросить зеленый флаг). Мне, однако, пока не попадалось сведений о том, чтобы какой?то советский летчик или танкист добровольно сдался финнам вместе со своей боевой машиной.

Но вернемся к боям в районе Леметти. Разведывательный отдел штаба 4–го армейского корпуса финнов 10 января оценивал обстановку здесь следующим образом: советские войска любыми средствами пытаются удержаться в этом важном районе, хотя моральное состояние большей части войск в значительной степени пошатнулось, ведь обе дивизии и танковая бригада понесли значительные потери. В 168–й дивизии, несмотря на примерно тысячу человек пополнения, укомплектованность стрелковых полков не превышает половины нормы.

Знали финны и об отправке на помощь 18–й дивизии трех батальонов из 402–го и 462–го стрелковых полков. По их сведениям, два батальона 462–го полка были влиты в 208–й стрелковый полк 18–й дивизии — его численность возросла до 500 человек, а 316–й стрелковый полк с начала войны вообще не получал пополнений. Не вполне верно финны рассчитали только силы 34–й танковой бригады в Леметти: по их данным, в ней было всего. около 500 человек и лишь 15–20 исправных танков.

Финское командование знало и о подходе к Уома подразделений 620–го стрелкового полка, который имел неплохое снаряжение, в том числе и лыжи, и вооружение. Однако подготовка командного состава этого полка справедливо оценивалось финнами как невысокая.

18–я стрелковая дивизия, хотя и была кадровой, оказалась очень плохо подготовлена к боям. Незадолго до начала войны ее посетил начальник артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронов. Николай Николаевич вспоминал:

«Я подолгу беседовал с командирами о значении артиллерии в современной войне, об уроках боев в Испании и на Халхин — Голе, призывал изучать своего вероятного противника, объективно оценивать его силы, не зазнаваться, не скатываться к «шапкозакидательству», избегать условностей в боевой подготовке… Поме беседы ко мне подошли несколько командиров и политработников. Они были не согласны с оценкой сил вероятных наших противников: «Это неверные установки, запугивающие личный состав, — заявили они. — Они идут вразрез с указаниями высших инстанций». «Я вам высказал не только свои взгляды. Это — требования жизни. Наконец, это требование наркома, который прислал меня сюда».

И все же мои слова, видимо, подействовали мало. Трагической была для этой дивизии недооценка сил противостоящего противника. Когда начались бои, она попала в окружение в лесах Карелии и понесла большие потери».

12 января 1940 года командиры некоторых частей 18–й стрелковой дивизии отдали приказ о наведении порядка в тылах и передвижении бойцов и командиров на передовой линии и во втором эшелоне. Приказ запоздал: фронт был уже со всех сторон.

16—19 января противник предпринял новое наступление, в котором участвовали 38–й пехотный полк в полном составе, по два батальона 37–го и 39–го полков, а также 2–й батальон 35–го полка, 22–й специальный и 4–й егерский батальоны. Именно в это время три батальона (1–й и 3–й 36–го пехотного полка и 1–й 34–го полка) образовывали внешнее кольцо окружения. Еще пять батальонов (по одному из 36, 37 и 39–го полков и 8–й и 18–й специальные) были введены в бой в ходе операции. Финнам удалось выйти на подступы к Питкяранта — главному пункту снабжения и сосредоточения советских войск. Однако попытка штурма города была пресечена подошедшими частями совете — кой 11–й стрелковой дивизии (219–й стрелковый полк) и 60–й дивизии (194–й стрелковый полк). Тем не менее оказать помощь окруженным войскам стало еще труднее. Финны овладели рядом островов, которые командование 8–й армии выпустило из?под контроля. Оставив небольшие гарнизоны на островах Петя — саари, Зуб, Максиман — саари и Лункулан — саари, противник стал угрожать левому флангу 8–й армии и обстреливать ледовую дорогу, по которой шло снабжение 168–й дивизии.

Командиры 18–й стрелковой дивизии и 34–й легко- танковой бригады слали одна за другой в вышестоящие штабы отчаянные радиограммы. 26 января Кондратьев взывал к начальнику штаба 56–го корпуса: «Сбрасывайте же нам соль, сухари, концентраты. Мы же голодаем». А 28 января с горечью отмечал: «Сброшенная соль рассеялась при падении. Пакуйте ее лучше в ящики. Дайте сегодня же соли, соли, соли». И в тот же день: «Держались на лошадях. Теперь их нет — поели. Самолеты сбрасывают мало и нерегулярно. 76–й танковый батальон имеет 20–30 раненых и больных, продуктов нет, истощены. Бросили соль, но она рассыпалась. Народ истощен. Надо бросать соль. Примите меры».

30 января штабы 34–й бригады и 18–й дивизии обратились непосредственно к летчикам, сбрасывавшим грузы окруженным:

«Красные сталинские соколы, хотя мы более месяца находимся в окружении, но не теряем уверенности в нашу победу. Да и могут ли большевики, окрыленные заботой Сталина, об этом подумать? Мы — стрелки, артиллеристы, танкисты — шлем вам, гордым соколам нашей страны, боевой привет. Появление ваше в воздухе увеличивает наши силы, мы видим вас и слышим, как уверенно на голову врага рушатся ворошиловские килограммы. Мы чувствуем помощь, заботу, видим смелость и отвагу и впредь надеемся на них.

Не забывайте: для нас продукты имеют большое значение. Ждем на выручку, братски вас обнимаем».

Однако выручить несчастных так и не смогли. 31 января Кондратьев радировал: «Сброшенные продукты на Леметги — северное все упали к противнику. Спасите людей 76–го танкового батальона».

Спасти не удалось. 3 февраля окруженные, прощаясь, сообщили: «76–му танковому батальону больше не бросайте. Его район обороны занят противником».

В переговорах с подчиненными командование сохраняло бодрый тон. 82–му танковому батальону Кондратьев 2 февраля в связи с трагическим событием — гибелью их командира послал казенно — оптимистическую радиограмму: «Тронуты потерей командира, глубоко переживаем вместе с вами. Призываем весь коллектив еще теснее сплотиться на выполнение боевой задачи. Близок час конца белофиннов. Вперед, к новым победам». Дожить до этих побед не удалось ни отправителям, ни адресатам послания.

Окружение 18–й и 168–й дивизий вместе с 34–й легкотанковой бригадой произошло вследствие совершенно неумелого управления войсками штабов 56–го стрелкового корпуса и 8–й армии, плохого ведения разведки и никуда не годной лыжной подготовки, лишавшей наши части способности маневрировать вне дорог. Посланный в распоряжение штаба 8–й армии полковник Н. П. Раевский, назначенный вскоре начальником штаба 164–й стрелковой дивизии, в донесении К. Е. Ворошилову писал: «Удивительно, что наши войска несут огромные потери… из?за того, что не умеют ходить на лыжах, несмотря на массу ранее отданных приказов о лыжной подготовке…» Он предложил призвать на военную службу мастеров лыжного спорта для создания, как у финнов, специальных диверсионно — разведывательных отрядов.

И такие отряды были созданы. Командиром одного из них стал кадровый разведчик, начальник специаль — ного отделения Разведуправления Красной Армии полковник Х. — У. Д. Мамсуров. В 1957 году Хаджен — Умар Джионович, уже будучи генералом и первым заместителем начальника Главного разведывательного управления, сыграл главную роль в смещении тогдашнего министра обороны маршала Г. К. Жукова. Георгий Константинович поручил Мамсурову возглавить разведывательно — диверсионную школу, о существовании которой не знало ЦК. Генерал счел необходимым доложить обо всем Хрущеву — Жукова обвинили в «склонности к бонапартизму» (другими словами, в планах свершить государственный