дешифровке, и у нас получились затруднения. Видимо, систему дешифровки надо оставить в ведении инженерного начальника, с тем чтобы можно было организовать это дело, дешифровать документ, правильно и своевременно доложить и этим самым помочь командованию».
В Красной Армии не смогли ни обеспечить скрытности управления частями и соединениями, ни разгадывать неприятельские переговоры — финны?то их всегда шифровали. В результате вплоть до последних дней войны советским войскам приходилось сражаться во многом вслепую, тогда как финское командование было хорошо осведомлено о группировке и замыслах противника.
Парадоксально, но факт: как раз в последние недели войны, когда войсками Северо — Западного фронта были достигнуты несомненные успехи, боевой дух красноармейцев, и до этого не слишком высокий, стал еще более падать. Вновь обратимся к воспоминаниям Павла Шилова: «Ближе к концу войны наше настроение пришло, можно сказать, в полный упадок. Вместе со мной в батальоне, в минометном отделении, служил Николай Большаков. Так вот при встрече он вместо приветствия всякий раз задавал вопрос: «Ты жив?!»
Вроде бы мелочь, а как отрицательно это сказывалось на психике. Этими словами он как бы усиливал нашу уверенность в том, что не сегодня завтра мы будем убиты».
В финской же армии патриотический подъем сохранялся вплоть до последнего дня боев. «В конце войны ни среди населения, ни среди войск не было заметно никаких признаков упадничества, — отмечает финский историк Ильмари Хакала. — Даже в самые последние дни финские соединения, которые понесли большие потери, сражались самоотверженно и результативно». А известный финский дипломат и историк Макс Якобсон в своей книге о «зимней войне» одну из глав, посвященную Московскому мирному договору, так и назвал: «Победа в поражении». Большинство финнов даже тяжелый мир, связанный с утратой значительной части территории, считали своей победой. Ведь удалось сохранить независимость Суоми. Небольшой и бедной вооружением армии удалось устоять против одной из самых многомиллионных армий мира, в избытке снабженной современной техникой, и нанести врагу огромный урон, многократно превышающий собственные потери. Это ли не победа?..
В докладе по итогам финской войны Ворошилов вынужден был воздать должное недавнему противнику:
Сталин сознательно отстранился от вопроса о соотношении сил. Ему надо было вылечить своих командиров от «финнобоязни», успокоить их: и в финской армии недостатков не меньше, чем в Красной. Никто из присутствующих, конечно, не указал вождю на явные несуразности, содержавшиеся в его речи. Фин — ляндия по сравнению с Советским Союзом действительно была богатой страной. Финны жили несоизмеримо благополучнее, зажиточнее и комфортнее, чем советские люди. Да вот только финнов было в 50 раз меньше, чем граждан СССР, и Маннергейм и другие финские генералы прекрасно понимали значение артиллерии и авиации, но никак не могли соперничать с Красной Армией в численности орудий и самолетов. И кому и как, интересно, могла Финляндия продавать порох? И зачем было финской армии предпринимать масштабное контрнаступление, коли противник имел подавляющее превосходство не только в живой силе, но и в авиации, танках и артиллерии? Неудача 23 декабря убедила их в бессмысленности массовых контратак. «Фокусы», которые так удавались финнам, для красноармейцев вплоть до конца войны оставались почти китайской грамотой. Вместе с тем, именно инициативы, смекалки и хитрости не хватало бойцам и командирам Красной Армии. Финны умели воевать стратегически верно, а не только делать партизанские вылазки, как говорил Сталин. Они превосходно оборонялись и успешно контратаковали в районе к северу от Ладоги, где условия местности не позволяли советской стороне использовать свой численный и технический перевес. Однако шансов на победу у финской армии не было. Она не могла неограниченно перебрасывать войска на Карельский перешеек с других участков фронта. Красная Армия везде перешла в наступление — стало тяжелым положение финских войск, оборонявшихся севернее Ладожского озера.
2 марта получила приказ о наступлении во фланг лоймоловской группировке противника 75–я стрелковая дивизия, входившая в состав 1–го стрелкового корпуса. Накануне, в ночь на 29 февраля, подразделения ее 34–го стрелкового полка овладели несколькими высотами южнее излучины реки Вигарус — ярви. 3 марта подразделения 34–го и 115–го стрелковых полков заняли еще несколько высот на западном берегу Вегарус- ярви и были остановлены.
4—6 марта части дивизии приводили себя в порядок и готовились к новому наступлению. 7—10 марта в наступлении принимали участие 28–й и 115–й полки, а также дивизионный лыжный батальон. Они