расстоянии пушечного выстрела».
Очень быстро финские войска вновь оказались в 30 км от Ленинграда. Уже 31 августа 1941 года под их контроль перешел и злополучный поселок Майнила, а 2 декабря финский флаг взвился над полуостровом Ханко. Но, как признает адмирал Н. Г. Кузнецов, «гарнизон Ханко не мог влиять на ход боевых действий на северо — западном участке советско — германского фронта». Выходит, что не так важны оказались те «стратегические» пункты, якобы из?за которых Советский Союз пошел на войну с Финляндией в ноябре 1939–го.
Если бы не «зимняя война», Финляндия наверняка сохранила бы нейтралитет в советско — германском конфликте. Что это было бы именно так — убеждает тактика финнов в 1941–1944 годах. Отвоевав земли, потерянные после Московского мира, и захватив большую часть Карелии, финская армия с конца 1941–го года прекратила активные боевые действия. Финны, в частности, не стали атаковать Ленинград с Карельского перешейка, хотя именно это, в условиях блокады со стороны германской группы армий «Север», могло привести к падению города. В Хельсинки слишком хорошо понимали, что исход войны между Германией и СССР решается отнюдь не на финском фронте. Раз германский блицкриг в 1941–м не удался, то определяющими факторами исхода войны стали неисчерпаемость людских ресурсов Красной Армии, огромная протяженность советской территории и во- енно — экономическая мощь союзников Москвы, с которыми Финляндия воевать конечно же не собиралась. Более того, финнам и в 1941–1944 годах удалось сохранить дипломатические отношения с США. Западные союзники не хотели установления полного советского контроля над Финляндией. Поэтому, даже после того как летом 1944–го Красная Армия вторично прорвала линию Маннергейма и взяла Выборг, Финляндии удалось заключить мир на сравнительно умеренных условиях (к СССР отошел район Петсамо) и избежать оккупации своей территории советскими войсками.
А вот если бы Финляндия осталась нейтральной в 1941–м, то это сохранило бы жизнь сотням тысячам ленинградцев, умершим в блокаду: от финнов Ленинград получал бы продовольствие — и не было бы 900 страшных блокадных дней.
Интересно, а как вообще развивались бы советско- финские отношения, не будь «зимней войны» и останься Финляндия нейтральной в 1941–м? Уверен, что после победы над Германией Советский Союз все равно получил бы экономическое и политическое доми — нирование в этой стране, но вынужден был бы под нажимом западных союзников сохранить ее независимость. А вот своим нападением на СССР в союзе с Германией летом 1941–го Финляндия фактически перечеркнула то сочувствие, которое испытывало к ней, как к жертве советской агрессии, мировое общественное мнение. Не исключено, что, не будь реваншистской «войны — продолжения» 1941–1944 годов, финны бы в конце концов получили назад если не Карельский перешеек, то хотя бы первоначально обещанную компенсацию в Советской Карелии. В период после- сталинской оттепели Хрущев мог бы агрессию против Финляндии отнести на счет преступлений «кремлевского горца» и вознаградить Хельсинки за «примерное поведение» в период Великой Отечественной войны. Ведь предлагал же Никита Сергеевич вернуть часть Южных Курил японцам. Однако соучастие Финляндии в германской агрессии против СССР перечеркнуло всякие надежды на пересмотр итогов «зимней войны». У финской стороны исчезли как юридические, так и моральные основания ставить вопрос о возвращении утерянных территорий. И ныне власти Финляндии не выдвигают никаких территориальных претензий к России, как не выдвигали их после 1944 года и к СССР, и вряд ли рискнут сделать это в будущем. Это сегодня столь же фантастично, как отделение от России Карелии или Ленинградской области.
Многие подробности о состоянии Красной Армии во время «зимней войны», сообщавшиеся финскими источниками, позднее были подтверждены советскими архивными документами. Так, Салонэн еще в январе 1940 года писал:
Аналогичные наблюдения сделал и корреспондент журнала «Часовой» русский эмигрант А. Маевский, сам бывший офицер, с разрешения финнов работавший как пропагандист с советскими военнопленными:
О женщине — пилоте, не имевшей белья, — это, скорее всего, утка. Равно как и байки о советских пилотах, будто бы летавших в лаптях за неимением сапог. А вот насчет того, что среди пленных было много неграмотных, это не пропагандистская утка финнов, а печальная правда. Когда пленных вернули в СССР, администрация лагеря выявила всех неграмотных. Их оказалось 186 человек, в том числе трое комсомольцев. Неграмотных тотчас стали обучать грамоте, заказав для этого буквари. «Ликбез» был прерван, однако, отправкой несчастных в исправительно — трудовые лагеря по приговорам Особого совещания.
Финны не ошибались, говоря и о том, что главным пороком Красной Армии была слабость ее командования. Эта мысль, по сути антисоветская, стала поч? и общим местом на созванном ЦК ВКП(б) в апреле 1940 года совещании высшего начсостава РККА. Так, военком 50–го стрелкового корпуса бригадный комиссар Семенов признавал:
На том же совещании военком Автобронетанкового управления Северо — Западного фронта полковой комиссар Синицын говорил, что и в танковых войсках у нас не было порядка: «Известно, какую роль играют танки в любом бою, а с подбором кадров этих войск у нас явно неблагополучно… Надо перестать зря болтать, а работать и готовить войска по — настоящему».
А Мерецков в апреле 1940 года подтвердил, что главная вина в неудачах в финской войне лежит на командном составе: