– Департамент военной контрразведки. Майор Дощечкин Сергей Николаевич. Что тут у вас?
Седой коротко доложил о радиоперехвате во время спецоперации и возникших подозрениях. Внимательно выслушав предложения Седого, майор сказал:
– Принимается. Только порядок движения изменим: я захожу в канцелярию вместе с командиром роты, поскольку меня все равно никто здесь не знает, а вы идете вслед за нами через пару минут. Да, кто- то должен нас подстраховать от неожиданного вторжения в канцелярию посторонних лиц.
– Прапорщик Шульгин, – ответил Седой. – Задача ему уже поставлена.
– Что ж, вперед! – скомандовал особист. – Ведите, капитан!
Старший лейтенант Баранов был юн возрастом и непомерно жаден. В его запыленной сумке, стоявшей под койкой, оказалось нехитрое двойное дно, сделанное из поролоновой камуфлированной пластинки, отрезанной от складного снайперского коврика и плотно уложенной снизу основного дна сумки. Когда пластину извлекли, глаза капитана Алексеева широко раскрылись от удивления: на дне лежали четыре плотных пачки долларов, зарядное устройство для японской радиостанции «Kenwood», два новых запасных аккумулятора и плотный мешочек из коричневой замши, в котором оказалось более двадцати наименований золотых изделий. Недоставало только самой радиостанции…
– Значит, он взял ее с собой в Буйнакск, чтобы связаться в дороге с хозяевами.
– Но это ведь портативная радиостанция! – воскликнул капитан. – Она не может работать отсюда на несколько километров!
– Подожди, капитан, – перебил его Седой. – Напротив канцелярии – группа связи. У них наверняка на крыше стоит мощная приемопередающая антенна. Он мог использовать ее как ретранслятор. А мог вообще подключиться к ней. У «духов» достаточно умельцев, чтобы сделать какой угодно переходник.
– Так, и что в итоге? – Особист переписал все обнаруженное в блокнот и задумался.
– Жесткое мгновенное задержание сразу по прибытии колонны, чтобы вогнать в состояние страха, изъятие радиостанции, а дальше уж ваша работа – документирование и все прочее… – сказал Седой.
– Ну, вы его сейчас так спеленаете, что с ним невозможно будет разговаривать! Мне это не нужно.
– Да что вы, товарищ майор! – удивился Седой. – Уж мы-то знаем, как брать «языка», чтобы он был как можно более разговорчивым!
– Ладно, действуйте…
Колонна прибыла около 18–00. Разведчики мгновенно выдернули старшего лейтенанта Баранова из кабины «Урала», легонько приложив лицом в густую пыль, а дальше все пошло как по нотам… Через полчаса Баранов сидел в канцелярии и, размазывая слезы по грязному лицу, давал «чистосердечные» показания. И был он похож в это время на большого обиженного ребенка, у которого отняли его любимую игрушку…
Седому нисколько не было жаль его, и он ушел из канцелярии, не в силах видеть это заплаканное, обиженное лицо.
Глава 30
– Амир, селение оцеплено, – прозвучал в наушнике рации доклад Аббаса, группа которого перекрыла выход из селения к лесу.
– Ждите команды! – приказал амир Кабир, чья стать полностью соответствовала его имени, которое переводилось с арабского как «большой». Он и походил на большого медведя: двухметровый, сутулый, с неимоверно широкими плечами, заросший до самых глаз курчавой каштановой бородой с густой проседью. Он был афганским таджиком, жестоким и коварным по отношению к неверным…
В селении, видимо, заметили передвижения групп наемников, и на мост, перекинутый через речушку Гумс, вышли трое стариков. Один из них был в серой каракулевой папахе, обтянутой зеленой лентой, – свидетельство того, что он совершил хадж в Мекку. Мулла селения. Один из стариков размахивал белым платком и что-то кричал, но крика его из-за расстояния нельзя было разобрать.
Амир Кабир вышел из зарослей и направился к старикам. Увидев араба, старики удивленно переглянулись.
– Почему вы окружаете селение? – спросил мулла. – Разве у нас с вами война?
– Один из ваших – Ирбайхан Лорсануков – стал гяуром. Бэ чашм! Знаешь, что это значит? – проревел Кабир.
– Знаю, – спокойно ответил мулла. – Пролил кровь. Но в роду Ирбайхана не осталось мужчин. У него жена и три дочери. Вы не можете распространить на них «чир», то есть обычай кровной мести.
– Ирбайхан пролил кровь своих братьев-моджахедов, а пролитая кровь вопиет о мщении, – высокопарно высказался Кабир.
– И что вы намерены предпринять? – явно забеспокоился мулла. – Вы же не будете подвергать кровной мести всех мужчин селения? Кроме того, в селении много стариков, женщин, детей. Разве они повинны в чем-то перед вами? Это уже не «чир» – это бандитская вылазка!
– Старик, я не намерен обсуждать с тобой свои действия. Мы сделаем то, что пришли сделать.
– Дайте выйти в горы женщинам и детям!
– Нет! Амир Хаттаб приказал покарать мунафиков вашего селения. И это будет уроком другим, возжелающим служить «собакам». Разговоры излишни!
Наступило тягостное молчание…
– Бисми-Лляхи-Ррахмани-Ррахим! (С именем Аллаха!) – сказал мулла, обеими руками «омыв» бороду. – Хорошо! Вы увидите, как умеют умирать чеченцы.
Старики повернулись спиной к арабу и степенным шагом пошли в селение.
– Всем приготовиться! – прорычал в микрофон рации Кабир, давая уйти старикам. – Пленных не брать! Огонь!
Над селением лопнула ракета, распушив огненно-красный хвост, и тут же заработали минометы, с трех сторон ударив по крышам. Дым и огонь опоясали все вокруг. Мины рвались во дворах, ломая плетни, вздымая крыши и перебитые, искалеченные деревья. Низкое эхо стелилось по земле и глухо перекатывалось в ущелье…
Чеченцы не отвечали. В этом море огня, треска разрывов и разрушения, казалось, не могла уцелеть ни одна живая душа…
Наемники с трех направлений – с горного хребта, от моста и со стороны просеки, ведущей к лесу, – пошли в атаку на дымящееся, разгромленное, молчащее селение.
– Моджахедам там уже нечего делать, – сказал заместитель амира Инсар, разглядывая в бинокль горящие руины. – Можно докладывать Хаттабу о выполненном задании.
Кабир хотел что-то сказать, но в этот миг раздался долгий, густой зловещий залп, и тут же все селение, от гребня хребта до нижних садов, опоясалось огоньками выстрелов. Стрельба велась отовсюду – из-за камней, из рвов, из развалин мечети и разрушенных домов, из-за кустов и деревьев.
Моджахеды, бежавшие впереди, пали все, как один. Видно было, как заметались в поисках укрытий в узких улочках успевшие прорваться воины Аллаха и как их в упор расстреливали внезапно появляющиеся чеченцы.
На скрещении трех дорог, ведущих в селение, закипел рукопашный бой. Часть моджахедов, перешедших речку, бросились в гущу схватки. Их встретили автоматным огнем. Облако порохового дыма заволокло атакующих. Человек пятьдесят чеченцев ударили им во фланг, орудуя кинжалами, и мгновенно вырезали прорвавшихся. Теперь рукопашный бой кипел в каждом дворе…
Кабир, для которого эта экспедиция с целью наказать селение, породившее изменника, казалась поначалу легкой прогулкой, был вне себя от ярости. Он несколько раз порывался в гущу сражения, но его удерживал верный, как пес, Инсар.
Видя, что чеченцы постепенно выдавливают моджахедов из кривых улочек, он приказал подтащить
