Угу – вот именно: какие смогли найти…
Зухра покачала головой:
– Да ну не обязательно. Можно придумать кучу причин, почему прежде автоматика не реагировала на происходящее, а теперь вдруг стала. Самое простое – противопехотник сдох, а противотанк – пашет пока. Тогда на мамонта он активируется, а даже на очень крупного зубра – нет.
Да уж. Или вся система активировалась только сейчас, приняв давешнюю солнечную вспышку за электромагнитный импульс ядерного взрыва… Да, в Войну враг, учтя опыт всех прежних провалившихся вторжений в Россию и Союз, пытался прорваться именно через север – вдоль СевМорПути, чтобы сразу выйти в глубокий тыл, не задержавшись ни на линии Западной Двины – Днепра, ни Волги, ни даже Урала. Куда там доходягам-фашистам с их 'блицкригом'!.. Конечно, 'Суперблиц' тоже провалился: достаточно далеко для победы противнику продвинуться не удалось – но он был к этому слишком близок. Поэтому наши, ожегшись на молоке, стали усиленно дуть на воду: чтобы избежать ещё одного подобного удара с севера, было создано несколько мощных укрепрайонов – а остальное пространство покрыли 'волчьи ямы'. Обычный комплект – два-три противопехотника, один-два противотанка, комплекс ПВО… Ё-моё, ПВО!!!
Я резко бросил вертолёт на снижение… Говорят, даже тысячетонные громады старых военных морских кораблей чувствительно содрогались и гудели от попадания даже совсем небольших снарядов. А уж если снаряды ложились кучно, в режиме 'беглый огонь', наверное, экипаж чувствовал себя примерно так же, как мы сейчас: в небольшом вертолёте под огнём крупнокалиберного пулемёта – спасибо, что это не зенитная ракета!
На лобовом стекле зазмеились трещины – впечатляющее зрелище… Но оно хотя бы выдержало. А вот лопасти – увы…
Я вылез из рухнувшего вертолёта – хорошо ещё, что лишились лопастей мы уже относительно низко, помог выбраться Зухре. Похоже, она разбила губу, но от помощи отказалась. И смотрела на меня как-то не особо приветливо:
– Робот среагировал на твой манёвр. Попытка прижаться к земле стала для него доказательством враждебности!
– Да ладно, тут не угадаешь. С тем же успехом он мог нас и так сбить – а с малой высоты падать как- то приятней… Ты заметила, откуда?..
Ну конечно, она заметила. Чтобы Зу чего-то не заметила – да так просто не бывает. Иногда это раздражает, но сейчас оказалось очень кстати. Мне на линзу пришёл сигнал от неё: да, метрах в пятистах к северу – здоровенная яма, напоминающая термокарстовый провал. Да, точно: на карте она так и обозначена. Вот только на самом деле – это обвалившееся подземное 'лежбище' боевых машин. Ясно: похоже, сам робот – или роботы – выбраться на поверхность не в состоянии. А вот как туда провалился бедный Марсик?..
– Похоже, он просто спокойно шёл по своим делам. Увидел яму – сунулся посмотреть. Тут его и накрыло. Или – земля просела… Простая невезуха! – Зухра огорчённо вздохнула.
Мы отошли от сбитого вертолёта, ни от кого не скрываясь. Очевидно, для сидящего в яме робота мы теперь в 'мёртвой зоне' по стрельбе. Тем лучше.
– Разумнее всего – подождать помощи, – проговорила вдруг Зу. – Она придёт в течение часа самое большее. Ты же уже передал всё?
Нет, но это было излишне: падающий вертолёт, конечно же, отослал на базу все показатели своих сенсоров и приборов, как и разговоры в кабине, так что спасательная команда уже в курсе всего. Я только кинул короткое сообщение, что мы живы. Так что правильным ответом было всё-таки 'да', и я просто кивнул.
– И там хорошо знают, что в таких случаях положено делать, – боевая подруга как-то странно на меня посмотрела. Помолчав и, видимо, подивишись моей тупости, пояснила:
– Противопехотными, противотанковыми и противовоздушными средствами боекомплект 'волчьей ямы' не ограничивался, – вздохнула она. – Серьёзный десант десятком беспилотных машин не остановишь, а свои могут задержаться в пути. На этот случай – массированного нападения – там лежит и боеголовка. Не особо мощная – килотонн десять – пятьдесят. Не сработала она пока лишь потому, что машинный разум считает, что разменивать себя на один всё равно повреждённый вертолёт, в котором могло поместиться максимум человек пять – нерационально. Но, если все кибервоины будут выбиты, может произойти и автоматический подрыв.
Плохо, конечно, и неприятно, но несколько минут назад мы чуть не гробанулись в вертолёте, так что…
– Те, кто придут на помощь, – продолжила Зухра, – сделают то, что в таких случаях положено: вывезут нас, а потом пучком высокоэнергетических частиц спровоцируют подкритическую вспышку в делящемся веществе – боеголовка разрушится без взрыва. Потом вычистят тут всё. Понятно, что всё, что там рядом есть живого, погибнет дважды: сначала от импульса, а потом от радиоактивного заражения. Прости, но это не шутки: жизнь мамонта – отнюдь не единственного – не стоит риска для всех остальных. По крайней мере, спасатели и военные скажут именно это.
Да, недаром Зухру воспитывала бабушка, в Войну командовавшая партизанским отрядом. Такие вещи она знает куда лучше меня. Я проглотил ком в горле:
– Если Марсик мёртв, то какая разница?..
Вот это и надо выяснить в первую очередь! Настроить ульт в режим громкоговорителя было делом секунды. Вряд ли робот хорошо воспринимает инфразвук… Лишь дрожь прибора в моей руке показала, что над тундростепью пронёсся рёв мамонта. Я специально выбрал тон куда ниже, чем тот, что воспринимался человеческим ухом: то, что не слышат люди, вряд ли обучена слышать техника, созданная людьми против людей. Мамонту же – всё равно. И – о счастье! В ответ донёсся такой же неслышный рёв!
Из тембра и звукоряда процессор ульта немедленно сделал вывод, что Марсик жив, но ранен, напуган и разозлён. Через ульт я попросил его рассказать всё, что произошло.
Предки в своё время недооценивали интеллект слоновых, считая основным фактором в определении разумности относительную массу мозга. Интересно, их не удивляло, что колибри, у которых масса мозга относительно тела прмерно в восемь раз выше, чем у хомо сапиенс, отнюдь не Эйнштейны и Циолковские? На самом деле, основное значение имеет размер переднего мозга – коры больших полушарий для млекопитающих. Хорошо, что эпоха антропоцентризма ушла в прошлое! Почти ушла. Вот только мамонтов пока расходным материалом считать не перестали…
Марсик, конечно, тоже не гений, но самые простые мысли он передать вполне способен. Для Зу я читал вслух:
– Напугался чего-то… Кажется, почувствовал магнитную бурю – они вообще магниточувствительные существа у нас… Побежал. Поздно заметил яму – затормозил на самом краю. Почувствовал боль. Провалился. Темнота. Лязг металла, незнакомые запахи. Боль в левом переднем плече, в ухе, в спине – похоже, скальпированная рана. Оглушён…
Зухра кивнула:
– Похоже, противотанковый снаряд скользнул по спине и завяз в стенке ямы, не взорвавшись. Робот пытался бить из пулемёта, но их разделяет некое препятствие. Похоже, он на колёсах, а не на гусеницах – не может пробраться сквозь осыпь или ещё что-то в этом роде. Я знаю, что делать!
Зу перевела свой ульт в режим синтезатора. Тот пошуршал пару минут – и в небо поднялся глазок – с минимумом функций, зато размером с муху, а не со стрекозу. С чисто мушиным 'зззз' мини-дрон скрылся в направлении провала. Я подал сигнал Марсику пока помолчать – пусть бережёт силы.
Потекли минуты вынужденного ожидания… Как ни странно, ощущение, что мы каждый миг реально можем взлететь на воздух, отчётливо сформировалось у меня только сейчас. Даже странно: никакого серьёзного мандража я в тот раз – когда мы с Зу и компанией великовозрастных оболтусов оказались на Марсе (нет-нет – планете, а не мамонте) за считанные минуты до рукотворного катаклизма, который дал ему атмосферу и океан – не припоминаю. А вот сейчас вдруг стало как-то… зябко. Я глянул на подругу. Она, похоже, оставила попытки следить за картинкой с глазка в реальном времени и тоже перевела взгляд на меня. Губы её дрогнули в столь свойственной ей иронической полуулыбке:
– Ну, выбралась я в гости…
И я почувствовал как-то так сразу, что она тоже преодолевает страх и неуверенность. Хотя, вообще-
